Жариков, А. Звёзды не гаснут [Текст] : повесть / А. Жариков. – Ташкент: Ёш гвардия, 1983. – 72 с.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЕСЛИ БЫ

СБЫВАЛИСЬ

СНЫ

Валя уже устала,- грудь сдавило, а военрук всё приказывает надевать и снимать противогаз. Вероятно, клапан не работает, сил нет вдохнуть. И вообще, сколько можно тренироваться? Домой хочется. Пульку надо выгуливать, а военрук не унимается:

-Газы! Надеть противогазы! Газы!

Опротивели слова с окончанием на «зы». В ушах застряло это «зы»!

Наконец стемнело. Урок закончен. Ребята бросают противогазы, хватают портфели и бегут домой. Поднялась из-за парты и Валя.

-А ты, Мясникова, останься, — сказал военрук. — Мы ещё потренируемся.

-Ох! — вздохнула девочка. — Надоело. Пулька ждёт...

-Ничего, ничего, тебе это пригодится.

Когда все ушли домой, военрук сел против Вали и заговорил тихо, загадочно, посматривая на дверь:

-Для тебя есть более серьёзное дело. И только ты можешь помочь мне. Согласна?

-Я готова для фронта сделать всё, что угодно, — ответила Валя и только теперь обратила внимание, что у военрука за спиной автомат, на голове каска, сапоги в пыли.

-Задание я получил очень ответственное: Гитлера уничтожить. Вот и вспомнил о тебе.

-Я готова, хоть сейчас! — обрадовалась Валя. — Но как мы доберёмся до Берлина?

Военрук показал жестом: по небу.

-Понимаешь, вспомнил я, что глаз у тебя верный, руки крепкие и дисциплина отличная, вот и попросил командира, чтобы разрешил взять тебя на это задание. Дело опасное, трудное. Главное — стрелять в него надо бесшумно. А какое оружие в старину было бесшумным? Вспомни историю.

-Лук? — спросила Валя. — Только стрелу нужно ядом смочить...

-Не нужно яда, — ответил военрук. — Стрела и так проткнёт Гитлера насквозь. Лишь бы не промазать. Попадёшь?

-Ещё бы! В десятку из малокалиберной винтовки попадаю, а в Гитлера — с гарантией. Прямо в его холодное сердце.

-Ну вот, решено. Отправляйся в исторический музей, там дадут тебе лук и стрелы. Домой не заходи. Из Перово исчезай незаметно.

Защемило сердце и даже без противогаза дышать стало трудно. Ох, не простое это дело: пустить стрелу в сердце Гитлера. Трудно, но зато здорово! Возвратится Валя в Москву и пригласит её в Кремль Сталин. Прикрепит к её кофточке медаль и скажет: «Поздравляю тебя, девочка. Наше дело правое! Пришёл и на нашу улицу праздник»! Иначе он не может сказать, потому что так написано на плакате над входом в спортивный зал.

И вот Валя вместе с военруком в машине. Душно в ней, как под тёплым одеялом. Наконец пересадка в самолёт. Где-то в лесу посадка. Ехали на лошадях, потом плыли по реке на лодке. Долго и мучительно плыли в бурном море. Пенистые большие волны загнали лодку в узкий канал. Военрук приказал:

-Надевай противогаз, опускайся на дно.

-Понимаю, — ответила Валя. — Я должна теперь добираться до Берлина под водой. Я читала о Берлине. Знаю, что там много каналов.

-Да, только так можно добраться до рейхстага,— сказал военрук. — Гитлер, конечно, там, где же ему быть... Желаю удачи. Газы!

Валя натягивает на лицо маску и опускается на дно канала. Очень трудно идти и держать над поверхностью воды коробку противогаза, сквозь которую так туго идёт воздух... Главное, чтобы не залило коробку — захлебнёшься сразу. Наконец Валя выглянула из воды и увидала тот самый рейхстаг, который поджигали фашисты, а обвинили в этом Георгия Димитрова. Здание все черное. На фасаде фашистская свастика.

-Давай-ка теперь, одна,— шепчет откуда-то появившийся военрук.— Со мной тебя могут схватить. Иди смелее. Кто спросит, отвечай, что идёшь на стадион. Помнишь, как по-немецки: «Их гее нах стадион»?

-Ничего не помню, всё забыла. Прощайте. Иду на смертный подвиг...

Валя с трудом выкарабкалась на берег, притаилась в кустах. И вдруг видит, идут генералы. Потом появляется и сам Гитлер. В траурном костюме, словно почуял, что смерть пришла за ним. Валя сразу узнала его. Он такой, каким она видела на фотографии в журнале, когда ещё не было войны. Тогда он подписывал договор о ненападении. Обманул, врун! А когда он подошёл ближе, то стал похож на того Гитлера, каким нарисовали его ребята в школе. Зубы оскалены, под носом клок шерсти, глаза волчьи огнём горят, на лбу знак фашистский.

Валя задыхается от волнения, но поднимает лук, натягивает тетиву и прицеливается в холодное сердце Гитлера. Еще одно мгновение — стрела бесшумно вырвется вперед и главарь фашистов, пронзенный насквозь, прекратит свои кровавые злодеяния... Сбегутся генералы, солдаты, какие-нибудь зеваки с улицы, а Валя, оставив лук в кустах, выйдёт, никем не замеченная, и пойдёт к каналу. Валя ещё туже натягивает тетиву и замирает... Кто-то схватил её за руку.

-Валенька, пора в школу... — шепчет мама. — Завтрак на столе. Я ушла на завод.

-Ой, ну и сон... Это кто же портфель положил мне на голову? — бормочет Валя. — Всю ночь он душил меня, а поэтому и сны страшные мучили...

-Это все твоя Пулька,— ответила без улыбки Валина мама. — Она беспокоится, как бы ты не забыла портфель, в котором приносишь ей свой бутерброд из школы,

Лидия Алексеевна надела плащ, взяла продуктовую сумку, поцеловала дочь.

—Вот что, Валентина, овчарку надо кому-то отдать. Паёк уменьшили, нам тяжело и без собаки.

-Я не хочу есть, нам достаточно с ней и одного бутерброда. Никому не отдам Пульку!

—Ладно, поторапливайся. Из школы-то куда? Домой или в госпиталь?

-Конечно, в госпиталь, — ответила Валя. Сегодня мы помогаем раненым писать письма домой. Ты не беспокойся, я успею погулять с Пулькой.

Валя хотела, полежать ещё немного, потому что не выспалась, но Пулька подошла к дивану и сказала на собачьем своём языке:

-Гав!

Это означало: пора гулять со мной, а потом в школу.

-Послушай, Валентина, — строго  предупредила мать, открывая дверь, — если опять будет воздушная тревога, не смей глазеть и ждать, пока «зажигалка» упадёт к твоим ногам. Немедленно в бомбоубежище!

— Знаю, мамочка, знаю. Тебе пора, иди.

За окном было серо и безрадостно. Моросил холодный осенний дождь, и от этого на сердце девочки было ещё более тоскливо и тяжело. «Вот было бы хорошо, если бы сон сбылся...»— подумала Валя.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ЛЕЙТЕНАНТ ИЗ ТАШКЕНТА

Перовская средняя школа уступила своё трехэтажное здание военному госпиталю. Всех ребят распределили по другим школам, здания которых не были пригодны для госпиталей.

В классах тесно и холодно. Война, трудности неизбежны. Всё для фронта, всё для победы.

Раненые поступали в госпиталь почти каждый день, и ребята ходили смотреть, как снимали забинтованных воинов с машин и уносили в бывшие классы. Каждый класс — госпитальная палата.

-Что глазеете? — сердилась пожилая санитарка. — Шли бы в госпиталь да помогали. Сутками не спим, с ног валимся...

Валя посмотрела на Галю Букину.

-Идем?

-А что, можно и пойти, — согласилась флегматичная Галя. — А не прогонят?

-Кто вас прогонит, — успокоила санитарка, — если вы помогать хотите. Вот озорство или просто любопытство — пустое дело, а помощь кто осудит...

Начальник госпиталя — высокий и худой военный врач с бритой головой, посмотрел на девочек, потом достал блокнот из кармана и спросил:

-Сколько вам лет?

-Нам по тринадцать, — ответила Валя. — Но мы так, добровольно, а не на работу. Нам платить не надо. Помогать хотим.

-Разумеется, — сказал начальник, — платить вам нечем, а помощь ваша нужна. Но мне «бабочки», которые порхают у цветка несколько секунд, не нужны. Трудиться с пяти и до семи вечера! Согласны? Обещаем чаем поить с сухарями.

-Не надо нам чая! Просто так помогать будем, — отрезала Валя.— Вознаграждения — пережитки прошлого...

-Договорились. Умницы, — похвалил начальник девочек. А если ещё желающие найдутся, приводите, дел много.

На второй день шестой класс в полном составе собрался в госпитале. Работа нашлась для всех. Цветы поливать, воду раненым подавать, одеяло поправлять, а главное — письма писать, у кого руки забинтованы.

Каждого школьника закрепили за двумя ранеными. Вале достались пожилой боец, который ничего не просил и всегда молчал. Ноги ему ампутировали. А другой — почти мальчишка, Тулкун Кабулов. Узбек. Сначала Валя думала, что этот черноглазый почти ровесник ей, а потом узнала, что Тулкун уже лейтенант и ему девятнадцать лет. Военное училище закончил в Тамбове. Ранен в обе руки и в спину, поэтому постоянно лежал на левом боку. Лейтенант не мог своими забинтованными руками взять газету или стакан воды с тумбочки. Даже не мог есть без помощи санитарки. И девочка помогала лейтенанту. Сначала очень стеснялась. Краснела, руки немного дрожали и на вопросы отвечала односложно: «Да, нет». А потом привыкла. Поднесёт Валя ложку борща ко рту раненого, улыбнётся доброй белозубой улыбкой и шутит:

-А ну, Тулкунчик, за маму ещё ложечку...

Раненые в палате смеются.

-Ну, лейтенант, тебе повезло. Такую симпатичную сестричку к тебе прикрепили. Небось мама так не заботилась, как эта курноска.

-Никто меня ничем не прикреплял, — быстро находила как ответить Валя. — Я сама прихожу и ухожу, когда захочу... И нос мой... Он и такой мне нравится.

-Давай вместе, сначала ты кушай, а потом я,— предлагал лейтенант. — Ты ведь, наверное, голодная.

-Нисколько. Мы получаем паёк.

Скоро Валя знала о лейтенанте всё: в Ташкенте живёт его мама, есть четыре сестры, три брата. Отец инвалид. В него стреляли басмачи, когда создавались в Узбекистане колхозы, и пуля раздробила колено. Ранен лейтенант был под Смоленском. Когда его противотанковая артиллерийская батарея отражала атаку вражеских танков, очень близко разорвался снаряд. Что было потом, он не помнит. Очнулся в медсанбате.

Лейтенант не любил рассказывать о своих подвигах. Лишь со временем Валя узнала от раненых бойцов, как героически сражался лейтенант.

В начале зимы, когда наступили морозы, Валина мама вместе с заводом уехала на Урал. Там, куда был эвакуирован завод, жилья не хватало. Поэтому родители не могли взять с собой детей, оставляли у родных, знакомых. За Валей попросили присматривать маму Гали Букиной. И хотя Букины не возражали, чтобы Валя жила у них, она осталась в своей квартире.

Как и все, Валя испытывала большие трудности. В иные дни ей удавалось только попить чаю с кусочком хлеба, а к голоду прибавился холод в квартире. Единственным обогревательным прибором была керосинка. Чтобы не замёрзнуть ночью, Валя ставила её под кровать. Ноги согревала Пулька. Когда было особенно холодно и хотелось есть, Валя вставала, грела воду и пила кипяток.

-Потерпим, — говорила она Пульке. — Папе на фронте ещё труднее... Теперь всем трудно. Война.

Лейтенант Кабулов выздоравливал. Он уже мог без помощи есть и ходить умываться. Сам писал письма. Но Валя продолжала ходить в госпиталь, ухаживать за другими ранеными. И выполняла долг добросовестно.

-Как твой лейтенант? — спросила как-то Галя Букина. — Уже встаёт?

-Выздоравливает потихоньку.

— Мой раненый тоже выздоравливает, знаешь, какой хороший дяденька! У него тоже есть дочка. Он говорит о жизни, о людях так, словно сказку рассказывает. Увидал твою Пульку и заплакал. На границе у него была собака, и её в бою убили фашисты. Он попросил меня принести ему веточку ёлки. Говорит, что запах ели уносит его в далёкую тайгу, в родные края. А ка-кие он диктовал письма домой, как благодарил нас — школьников... Другие, хоть и раненые, а знай, зубы скалят, словно мы развлекаться ходим в госпиталь. Один пристаёт: «Табачку стрельни, барышня».  Какая я «ба-рышня»?

Валя согласилась с Галей. Конечно, люди разные и характер человека ярче проявляется в трудной обстановке, в общении с другими людьми. И в госпитале продолжается война. Стонут раненые, льётся кровь, страдают и умирают люди...

Под Москвой шли героические сражения. Радио приносило тревожные известия: тяжёлые бои идут на всех фронтах. Всюду плакаты: «Всё для победы! Всё для фронта!». Беспрерывно поступали раненые. Не хватало коек. Врачи и медицинские сёстры работали без сна.

Однажды к Вале зашли военные — один командир и два красноармейца. Командир был ветеринарным врачом. Сначала расспрашивали: где отец, где мать, в каком классе учишься, а потом поинтересовались Пулькой.

— Мы собираем овчарок, эрдельтерьеров и лаек для фронта, — сказал врач. — Хочешь, мы заплатим деньги, а если ты патриотка, то и сама поймёшь, что это нужно, необходимо сейчас, когда все мобилизуется для фронта.

—- Конечно, я всё понимаю, — ответила Валя и подозвала Пульку. — Ко мне, Пуля! Это хорошие люди, это свои, ты пойдёшь с ними, ты должна воевать...

Прощаясь со своей собакой Пулькой, Валя называла её самой красивой, самой умной овчаркой на всём белом свете, обнимала её. Собака тоже, словно предчувствуя разлуку, ластилась к девочке... Даже военные люди, повидавшие на своем веку, смотрели на Валю и Пульку повлажневшими глазами.

Вечером Валя пришла в госпиталь, чтобы рассказать лейтенанту о том, что взяли Пульку на фронт, и была удивлена: Пулька лежала под его койкой и глазами, полными обиды, смотрела на свою хозяйку.

— Это ещё что?— возмутилась Валя. — Знаешь ли, негодница, что ты дезертир? А если бы бойцы убегали с фронта?

Пулька виновато подползла к юной хозяйке и лизнула ей руку.

Валя взяла овчарку за ошейник. Заставила её сесть.

-Ты посмотри, сколько раненых, сколько глаз осуждают твой поступок.

-Жалко собачку, — вздохнул кто-то из бойцов.

-Я не могу поступить иначе, — ответила Валя. — Враг, под Москвой... Брат мой погиб, отец воюет, а мама на Урале на оборонном заводе работает,-девочка проглотила подступивший к горлу комок и еле выгово-рила: — Я сама уйду на фронт...

Утром Валя, открывая дверь, осматривала подъезд: не притаилась ли где Пулька? А вечером" торопилась в госпиталь и первым делом спрашивала у вахтерши:

-Пулька не прибегала?

И на этот раз Валя спросила у бабушки-вахтёрши:

-Новостей нет? Пулька не появлялась?

-Имеются новости, — ответила бабушка. — Уехал на фронт лейтенант. Но ты не горюй. Оставил тебе записку. А нам ещё привезли раненых. Много поступило сынков. Что же это творится? Ты, милая, веди подруг- то. Ой, сколько раненых... Помогать надо. 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ПЕРВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

Валя получила письмо от мамы из далёкого тыла.

«Доченька моя, солнышко ты моё! Я постоянно думаю о тебе и ругаю себя за то, что не взяла с собой. Живём мы в бараке, в комнате нас восемь человек, но мы с тобой могли бы спать вместе на одной койке, и школа здесь есть. Правда, далеко, пять километров, но ребята ходят. В сильный мороз занятия отменяются, и тогда дети идут на завод, помогают делать уборку. Это трудно, но я была бы спокойна.

Вот ты пишешь, что взяли на фронт Пульку. Знаю, тебе больно, ты плачешь, но ты должна гордиться, что вырастила такую собаку, которая нужна фронту. Не надо плакать. Мы и без того плачем много. Я не могу свыкнуться с мыслью, что у нас нет теперь Юры, что папа наш воюет где-то под Ленинградом, а я на Урале далеко от тебя. Так что береги себя.

Работаем мы по двенадцать часов в сутки. Вместе с нами у станков мальчишки чуть побольше тебя, а вот девочек таких, как ты, на работу не берут. Очень тяжеёлый труд. Ты тоже занята большим полезным делом, успеваешь хорошо учиться в школе, и это успокаивает меня. Если тебе будет очень трудно, напиши мне. Я заберу тебя на Урал.

С замиранием сердца мы слушаем радио и следим за событиями под Москвой. Наступление Красной Армии вызвало у нас огромную радость. Мы стараемся выпускать ещё больше танков, пушек и боеприпасов, лишь бы поскорее прогнать фашистов...

Послала тебе денег. Не знаю, что можно купить в Москве, но если продают сахар или масло, купи себе. Ты должна думать о своём здоровье. Пиши мне почаще. Целую тебя, моя маленькая Валенька. Твоя мама».

Было уже поздно. За окном что-то гудело. Валя оделась и вышла на улицу, чтобы проверить, не виден ли свет сквозь занавеску. Всё в порядке. Окно занавешено тёмным одеялом хорошо. Валя прислушалась. За перовским лесом где-то на западе слышался гул и далёкие удары, похожие на удары огромного молота о мёрзлую землю. Стреляли дальнобойные пушки, а может быть, зенитки. Когда зенитки стреляют в Перово, тогда дребезжат стёкла, а из старой голландки выдувается зола. Деревянный дом подключили к центральному отоплению, но печь, одетая в чёрную жесть, похожая на высокую бочку, так и осталась. Когда не стало керосина, Валя варила себе кашу и картошку в печке. На дрова разобрали сарай.

Жутко стало Вале от доносившегося гула сражения. Она юркнула в подъезд и торопливо закрыла дверь изнутри на ключ. Включила свет, легла в холодную постель. Сон не приходил. Думала о маме, представляя мысленно уральские горы, глубокий снег, дремучий лес и среди леса огромный завод, на котором рабочие делают танки и пушки.

Валя вспоминала лейтенанта, его записку: «Уезжаю на фронт. Искал тебя и не нашёл. Если опять ранят, то встретимся». Смешной. Зачем встречаться в госпитале? Вот кончится война, и встретимся в Перово. Встречу, как родного брата.

В госпитале немало раненых, которым она помогала. Среди них были и лейтенанты, и майоры, а один полковник — Герой Советского Союза. Все они очень любили Валю, нежно называли Валечкой, доченькой, всех она знала по имени и отчеству, всем оказывала внимание.

Госпиталь занимал в мыслях и заботах девочки первое место. Иногда не хватало времени выучить урок, и она «плавала» на математике, по два-три дня писала маме одно письмо, потому что не успевала написать за один присест, но никогда не опаздывала в госпиталь к раненым, не забывала сделать для них то, что они просили.

Однажды поступил в палату сплошь забинтованный человек. У него были видны только глаза.

-Мясникова, подойдите ко мне, — попросил раненый.

-Знакомый голос. Кто бы это?.. Валя подошла, но не могла узнать человека.

-Ты не забыла военрука? — спросил он слабым голосом.

-Ой, Пётр Петрович, я так часто вспоминала вас! Однажды даже видела во сне. Как будто бы мы хотели уничтожить Гитлера, отправились вместе в разведку...

-Сон почти сбылся. Я был в разведке. До Гитлера не добрался, а склад горючего в тылу врага подорвал. Только вот сам обгорел малость. Хорошо, глаза целы. Расскажи, где теперь ученики нашей школы?

Валя рассказала о ребятах, об учителях, о временных школах в Перово. Потом спросила, как передать семье, что он в госпитале.

-Нет у меня семьи, Мясникова. Перед войной я проводил их к своим родителям в город Слуцк и все они погибли: жена, дочь, мать, сестрёнка, братишка...

-Я буду помогать вам, — сказала Валя.

-Спасибо, Валюша,— ответил Пётр Петрович.

Помогать ему не пришлось. Врачи отправили его в другой госпиталь, дальше в тыл.

Как заснула Валя в этот вечер, она не заметила. Сон всегда подкрадывается тайно, без спроса. Но проснулась от громкого стука в дверь.

-Соня несчастная!-взволнованно кричала Галя.— Вставай! В школу проспала. Меня за тобой прислала Клавдия Васильевна...

-Кто? — переспросила Валя.

-Классный руководитель, вот кто! Идём скорее.

Валю никто не ругал за опоздание. Все учителя знали, что она теперь работает в госпитале. И не просто помогает один-два часа раненым, а ещё и исполняет обязанности парикмахера.

Началось всё с того, что один раненый попросил принести ему безопасную бритву. Валя нашла дома блестящий станочек, лезвия, помазок и сама, хотя и робко, побрила раненого. Стали просить и другие.

С тех пор и стала Валя госпитальным парикмахером. Она не умела делать причёски. Этого в госпитале не требовалось. Но брила и стригла машинкой наголо, как заправский парикмахер. А постепенно научилась и стричь «под польку», «бокс», «полубокс». Получалось, а главное никто не говорил: «Ой, больно!» Валя делала всё осторожно, с душой, любуясь своей работой. Не легко было девочке. По нескольку часов на ногах. Да и какое напряжение, когда очень стараешься!

После уроков Валя пошла в госпиталь, не заходя домой. На ступеньках у входа она встретила высокую, с узенькими плечами девушку.  Из-под платка торчали соломенного цвета волосы.

-А я тебя поджидаю, — сказала девушка.

-Меня?! — удивилась Валя. — Зачем?

-Ты ухаживала за лейтенантом Толей Кабуловым, так ведь?

-Его зовут Тулкуном, а не Толей, — сказала Валя. — А вы кто ему будете?

-Невеста. Он писал мне, что лечился здесь, но я не застала его. Где он теперь?

-На фронте, вероятно, — пожала плечиками Валя. — А что?

-Адрес мне нужен. И вообще, куда он ранен, не стал ли калекой?

-Адреса я не знаю. Он не пишет мне. Инвалидом не стал, — ответила Валя и хотела уйти, но девушка преградила дорогу и заговорила: — Если он напишет, скажи тогда мне. Меня зовут Раисой. Я живу на окраине Перова, улица Тупиковая, дом три. Запомнишь?

-Запомню. Только я сомневаюсь, чтобы он написал мне. Война. И вообще...

-Ну, договорились, — сказала Раиса. — А если мясо нужно, приходи, могу продать. Тебе подешевле — по триста за кило отдам...

-Триста рублей?! — переспросила Валя.

-А что ты удивляешься? Мы продали почти всё мясо по пятьсот рублей. Иначе и на дом не хватило бы. Купили дом на Тупиковой... Сколько натерпелись. Из- под Тамбова с мамой корову пригнали. Своим ходом. Больше месяца шли. Корма нет, платить за ночлег нечем. Молоком расплачивались. А как пригнали, сразу закололи. Мясо продали, дом купили. Ну, договорились, приходи.

В тот же день Валя рассказала об этом Галиной маме.

-Ловкие люди... Не стало мяса в магазинах, они тут как тут, режут корову и продают втридорога. А вот весной у них на огородике появится зелень и начнут торговать редиской, луком, салатиком и выручать за это огромные деньги.

-Но они, эти люди, тоже пользу приносят, — возразила матери Галя. — Продуктов в магазинах не стало', а люди есть хотят. Пусть дорого, но можно купить у торговок. Они же не воруют, а со своего огорода.

-Они заботятся не о людях, а о своём кармане, — ответила Галина мама. — Даром они не принесут зелёный лук раненым, не угостят редиской детей. И эта Раиса не дала Вале кусок мяса просто так, а попросила за один килограмм столько денег, что до войны можно было жить на них всей нашей семьёй месяц. Разве это не обдираловка?

 После этого разговора Раиса стала противна Вале, и она не хотела встречаться с нею. Но через несколько дней Раиса сама пришла.

-Холодца тебе принесла, — улыбалась Раиса, разворачивая мятую газету. — Вот, давай тарелку. Застыл хорошо. Кушай. Дай, думаю, зайду к соседке, погляжу,  как живут люди.

Раиса вертелась по комнате, разглядывая вещи, улыбалась, поджимая тонкие губы, покачивала головой и мурлыкала, как кошка.

Валя, чтоб не молчать, заговорила, словно оправдываясь:

-Комната у нас одна, а коридор общий, кухня тоже общая. Но нам этого было достаточно.

-Как же ты без родителей?—спросила Раиса.— Не боишься?

-Так и живу. Люди кругом, — ответила Валя. — Помогают.

-Послушай, приятельница, мы перебрались навсегда. Я в институте буду учиться — в педагогическом. Немного отстала, но не беда. Теперь за каждого студента держатся, с тройками и двойками берут, мальчишек на фронт взяли, и народу не хватает. Этим пользоваться надо. Иначе нельзя. Но я не за разговорами пришла. Дай мне, приятельница, лишние тарелки, если есть, и кастрюли, а может и подушку лишнюю. Всё верну, как приобрету. А пока выручи...

Дала Валя три тарелки, две кастрюли, сковородку, две подушки, одеяло.

— Отдам потом всё, не бойся, дурочка…

 Раиса завернула всё в одеяло, и довольная тем, что её поход завершился удачно, пошла домой.

И в тот день, н потом Валя думала: хорошо поступила Раиса, перебравшись под Москву в такое тяжёлое для столицы время? Почему она так неприятна Вале? Всё же очень жаль Бурёнку. Так долго шла в Москву, а её зарезали...

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

«РЕЗЕРВ ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ»

Утром с крыш торопливо падали прозрачные капли, а вечером появились первые мартовские сосульки.

-Весна идёт, — сказал раненый капитан, которого Валя брила каждый день. Ему ампутировали по локоть обе руки. Он лётчик. Ранен был в воздушном бою, с раздробленными руками посадил изрешеченный бомбар-дировщик на свой аэродром. Приземлился и потерял сознание. Он долго лечился. А когда стал поправляться, попросил врача, чтобы брили его ежедневно. Так он привык и не хочет менять своей привычки.

-Да, уже весна, — ответила Валя, — воробушки дерутся из-за гнёзд. А это признак, что холодам конец.

-И на фронте теперь легче, — заговорил капитан. — Турнули фашистов, от Москвы далеко отогнали. Бывало, летишь над линией фронта и Москву видишь... Жутко. А теперь далеко фронт. И всё же успокаиваться рано. Враг ещё силён и огрызается. И наступать он ещё будет.

Капитан разговаривал с Валей, словно со взрослым человеком.

-Танки у него появились с мощной лобовой бронёй, — говорил он. — «Тигром» называются. Под Ленинградом один такой танк подбили и привезли в Москву. Говорят, теперь наши военные специалисты разраба-тывают особый снаряд, который должен пробить броню «тигра».

-Это хорошо, — соглашалась девочка, продолжая брить капитана. — Поднимите голову повыше...

-Смотрю на тебя, Валюша, удивляюсь, — улыбнулся капитан, — ещё такая маленькая, а всё ты понимаешь.

-Ну а что же делать? Война, — ответила Валя, заканчивая брить. —Вот одеколончика у меня нет. Но я сделала крепкий отвар из еловых веточек, и врач говорит, что он полезен после бритья, в нём витамины и скипидар есть. Хотите?

-С удовольствием, — согласился капитан, и вся палата разом загудела, одобряя «изобретение» маленькой парикмахерши.

-Ну, прямо весна!

— Духи такие есть «Лесная сказка».

— Сосёнками молоденькими пахнет...

Валя, заслужившая похвалу, словно на крыльях летела домой, не чуя ног. Прибежала, а в двери письмо. Отдышалась, включила свет. Бросила письмо на стол. Страшное какое-то. На конверте адрес напечатан на машинке. Письмо тоненькое, словно один конверт, а там пусто. Распечатала. В конверте небольшая бумажка с напечатанными тремя строчками, в середине которых синими чернилами выведена фамилия: Мясников Н. Н., а далее слабенько на машинке: «погиб в боях с немепцко-фашистскими захватчиками». Валя ещё раз пробежала глазами по бледной нижней строчке: «погиб в боях с немецко-фашистскими захватчиками».

Вале стало холодно. Она открыла глаза и увидела вагоны. «Как я оказалась на станции? Почему сижу на каких-то пустых ящиках и почему возле вагонов ходит часовой?»

-Нет поездов пассажирских и не будеть, я тебе уже говорил!—сказал дяденька в чёрной шинели и с фонарём в руке,—Вот упрямая, всю ночь просидела...

-А этот поезд? — спросила Валя.

-Военный эшелон. Видишь, охраняется. А куды он пойдёть, неведомо мне.

Теперь Валя вспомнила всё: прочитав письмо, она выскочила из дома и побежала на станцию, чтобы немедленно уехать в тыл, на Урал к маме. Кинулась на вокзал, нашла какого-то дежурного и тот сказал, что пассажирские поезда из Перово на Урал не ходят. Тогда Валя спросила: не ходят ли из Перово до самого Урала какие-нибудь воинские эшелоны? Военные — люди добрые, они возьмут без билета. Железнодорожник ответил, что этого он не знает, что нужно об этом спросить самих военных. Вот и побежала Валя к стоящему составу. Часовой остановил её и сказал, что скоро придёт его командир и всё объяснит. Нужно подождать командира.

Валя села недалеко от поезда на пустой ящик и, потрясённая сообщением о гибели отца, обессиленная переживаниями, лишилась чувств. Бессознательное состояние перешло в глубокий сон, а когда девочка очнулась, уже наступило утро. Темнота растворилась в слабой белизне и всё, что было скрыто мраком, постепенно проступало, вырисовывалось сначала непонятными очертаниями и белёсыми пятнами, а потом вполне определён-ными предметами. Возле состава появились люди. Загремели двери, застучали ящики, которые сгружали с платформ.

Валя уже одумалась: сейчас к маме она не поедет. Зачем? И маме она не сообщит о страшном горе. Мама не вынесет. Только что погиб сын, теперь муж... Валя твёрдо решила: она поедет на фронт и будет воевать, будет бороться с фашистами. Поедет немедленно, сейчас же.

Обратившись к какому-то старшему лейтенанту, Валя спросила:

-Как мне найти самого главного командира вашей части?

Старший лейтенант изучающе посмотрел на девочку и ответил:

-Пока самый главный здесь я. Командование части уже выехало на фронт. Осталось моё тыловое хозяйство. Вот погрузимся и тю-тю!

-Тогда и я с вами.

— Это зачем же? — поинтересовался военный.

-Я должна! Воевать хочу, на фронт мне нужно!

Валя наговорила много и других слов, но объяснить толком, зачем ей нужно на фронт, она не смогла.

-Лет-то вам сколько? — вежливо спросил командир у рослой девочки.

-Шестнадцать, — прибавив почти три года, ответила Валя. — Но я парикмахер, я умею стричь, противогазом пользоваться.

-Вот с парикмахерами у нас всегда туго. Взял бы вас, но без документов, без разрешения родителей не могу.

-Товарищ лейтенант, — взмолилась Валя, почувствовав, что ещё один небольшой нажим, и он сдастся, возьмёт её в свое «тыловое хозяйство»,— вы должны понять меня, вы добрый человек, послушайте, что я скажу: погиб мой брат, только что узнала, что и отец погиб на фронте, мама на Урале делает пушки и танки на далёком заводе, я здесь одна... Не могу я, не могу больше оставаться в холодной и пустой комнате, когда такое творится. Я должна воевать! А я уже работала в госпитале.

-В госпитале? — переспросил удивлённо офицер,

Эти убедительные слова возымели действие на военного хозяйственника, который давно искал парикмахера и не мог найти. А тут мастер сам пришёл. Была не была!

-Ладно, приведи кого-нибудь, кто может подтвердить, что у тебя родителей нет и что ты живёшь здесь, в Перово, — сказал старший лейтенант. — Подумаем.

— Я могу привести всех, кто меня знает, только успею ли? — усомнилась Валя. Она боялась, что её хотят отослать домой и тем временем уехать.

-Успеете. Мы до вечера ещё простоим. Весь состав загрузить надо, а у меня людей маловато.

-Тогда пойдёмте к нам. Вы сами увидите, где я живу. Я покажу вам документы о том, что погибли папа и брат. Можете у соседей спросить. Пошли! Можно и в госпиталь сходить...

Валя заметила, как подобрело лицо старшего лейтенанта, как глазами, полными сочувствия, посмотрел на неё, и поняла, что он возьмёт её.

-Хорошо, идите, забирайте свой инструмент и приходите в тот вагон, где стоит часовой. Боец пустит вас. У нас тепло там. Продукты и вещи не берите. Мы зачислим вас на довольствие, выдадим военное обмундирование. Только ложку из дома не забудьте взять.

Как эти слова обрадовали девочку! Она ожила. Удача помогла легче пережить свалившееся на неё горе. Валя побежала к Галине.

-Вот тебе деньги. Купи машинку для стрижки волос и отнеси в госпиталь. А лучше, если ты настоящая подруга, научись стричь и брить и замени меня в госпитале. Я уезжаю на фронт, госпитальную машинку беру с собой.

-А как же школа? — спросила Галя.

-Скажи всем учителям и ребятам, что иначе поступить я не могла. Отомщу за брата и отца, возвращусь в школу. На год-два отстану — не беда..Но я должна уехать на фронт!

-Сумасшедшая!—сказала Галя.

-Прощай, так надо! Ключи от нашей комнаты храни, может, приедет мама. И ещё, — Валя взяла руку подружки, — дай слово, что ты сегодня никому об этом не скажешь. Я боюсь, кто-нибудь помешает мне уехать на фронт. А ещё прошу тебя: если вдруг возвратится Пулька, покорми её. Я обязательно вернусь, когда кончится война.

В тот же день воинский эшелон ушёл со станции Перово на фронт. В вагоне-теплушке, где ехали кладовщики, повара, водители грузовых машин, санитарный инструктор, начальник финансовой службы — очень тучный пожилой весёлый капитан и старший лейтенант Хмелёв — командир хозяйственного подразделения, находилась юная парикмахерша Валя. В уголочке ей сделали постель и отгородили простынёй. Получилось вроде ма-ленького купе. Там Валя переоделась в военное обмундирование. Всё оказалось великовато: и шинель, и сапоги, и брюки. Только гимнастёрка облегала стройную фигурку девочки, и от этого она казалась взрослее.

В вагоне было тепло, и горела лампочка от автомобильного аккумулятора.

-Ну, товарищ брадобрей, — шутя сказал старший лейтенант, — покажите нам своё мастерство. — Он сел на ящик поближе к свету, расстегнул ворот и приказал:— Рядовая Мясникова, начинайте парикмахерскую обработку личного состава!

В вагоне, кроме командира, никто не знал, что у Вали случилось большое горе — погиб отец, а поэтому все шутили, стараясь развеселить девочку с печальными серыми глазами. Девочка в военном обмундировании лишь изредка улыбалась краешком припухших губ и опять становилась грустной. Все думали, что она просто скучает по дому...

Невесел был и старший лейтенант. И хотя ему понравилось, как хорошо подстригла и побрила его юная мастерица, в душе он ругал себя, что согласился взять девочку. Фронт есть фронт.

Когда прибыли на место, Хмелёв не сразу решился доложить командиру полка, что привёз «пополнение». Три дня прятал Валю в своей землянке, а потом поехал в штаб, готовый к наказанию.

Командир полка терпеливо выслушал доклад хозяйственника, а потом, со свойственным ему спокойствием, сказал:

— Наказание я вам объявлю позже, а пока давайте девочку сюда.

-Ну, рассказывай, девочка-солдат, как ты оказалась в моём полку,— строго спросил подполковник, складывая газету «Красная Звезда». — Чем ты разжалобила старшего лейтенанта Хмелёва? Ну что смотришь на меня, как тигрёнок, садись, говори.

В землянке было сыро и мрачно. В углу звонко падали в подставленный котелок капли воды, под ногами лежал еловый лапник, и, когда Валя переступала с ноги на ногу, то было слышно,  как хлюпает вода.

-Я хочу воевать, хочу бороться с фашистами, — ответила Валя. — Если вы прогоните меня, я сама буду сражаться.

-Интересно, — развёл руками подполковник, — она сама будет «сражаться». Как это, позвольте спросить, можно сражаться, не имея ни автомата, ни винтовки?

-Я в партизаны, как Зоя, уйду. Мой отец и брат Юрий погибли, защищая Родину, почему я должна ждать победы у себя в Перово?

-Твоё главное дело сейчас — учиться. Тысячи школьников сидят за партами, а не бегут на фронт.

-Зоя тоже могла бы учиться в институте, или кормить с ложечки раненых, а она пошла в тыл врага.

-В общем так. Мне заниматься воспитательной работой некогда. Но скажу тебе, как сказал бы твой отец: каждый должен делать своё дело. Поэтому мы отправим тебя домой. При первой же возможности.

-Не поеду, — ответила Валя и пустила в ход свой последний «резерв» — разревелась, как маленькая, слёзы покатились по щекам, закапали на сукно шинели. Она закрыла лицо руками и продолжала безудержно плакать. Почему её хотят отправить домой, почему никто не хочет понять её?

Валя слышала, как кто-то вошёл в землянку, как хлюпнула вода под ногами. На голову легла чья-то холодная рука, кто-то сел рядом.

-Ну, и почему мы плачем? — услышала Валя певучий женский голос. — Вот, возьми-ка платок, вытри лицо и перестань реветь. Ну, будет, будет, успокойся.

Валя открыла глаза и увидела молодую женщину в шинели. Глаза ласковые, на губах — улыбка.

-Извините, — сказала Валя, — я просто так. Вероятно, мне не нужно было уезжать из Перово.

-Если ты в Перово хочешь, мы тебя отправим. А я слышала, что ты умеешь и стричь, и брить? Поможешь мне?

-Товарищ военный врач,— повысил голос подполковник, — вы отменяете моё решение. Я командир полка, а не вы!

-Не кричи, пожалуйста. Пусть девочка останется пока у нас, а там видно будет. Ну, успокойся, не плачь.

Но вместо того, чтобы перестать всхлипывать, Валя разревелась пуще прежнего.

Ну, скажи, наконец, что отменяешь свое решение, — обратилась военврач к мужу-командиру.

-Что с вами делать. Отменяю, если Валентина согласится быть нашей дочкой, — сказал подполковник.— Приказываю не реветь!

Женщина прижала к себе Валю, поцеловала в солеёные щеки, потом взяла за руку и вывела из землянки. Наверху ярко светило солнце. Редкими космами висели длинные ветви березы с набухшими сережками, и пахло лесной свежестью. Где-то недалеко раздался орудийный выстрел. Валя вздрогнула.

Не бойся, это наши стреляют, — сказала врач. Пушки ведут огонь с закрытых позиций.

Как с «закрытых»? —-не поняла Валя.

Это значит, что пушки стоят за несколько километров от противника. Ни враг не видит их, ни артиллеристы, которые стреляют, не видят врага. Только командир с разведчиками где-то притаился недалеко от окопов фашистов и всё видит. У него есть телефон или радиостанция, вот он и корректирует огонь своих пушек. Ясно?

-Конечно, —ответила Валя, — всё поняла.

-Ну, а теперь расскажи мне всё о себе, о своих родителях. Меня ты можешь называть просто Мусей, а при бойцах — товарищ военврач третьего ранга.

Отойти от землянки было некуда. Всюду сыро, ноги утопали в размокшей земле.

-Давайте проберёмся вон к тем берёзкам, возле которых торчат просохшие брёвна,— предложила Валя.— Там посидеть можно.

-Пойдём, посидим. Это разрушенная землянка. Говорят, стояла здесь специальная рота служебных собак. Отличные были собаки. Раненых вытаскивали с поля боя, в разведку ходили. Узнали фашисты и однажды разбомбили это место. Словно какой-нибудь важный штаб или военный завод нашли фашисты. Землю вывернули наизнанку и уничтожили всех собак...

Валя вздохнула, мысленно представила, что и её Пулька могла попасть под бомбжку. А может быть, погибла Пулька на этом же месте?

Когда сели на бревно, Валя опять тяжело вздохнула и начала рассказывать о своих родителях, о брате, о своей Пульке, о том, как она оказалась на фронте.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПУЛЬКА

На Рогожском рынке до войны можно было купить всё, что угодно: животных, птицу, рыб, прирученных зверюшек, старьё разное, кустарные изделия, картины, цветы. Побывать на рынке — словно на представление по-пасть. И каких только людей не встретишь! Зазывалы, говоруны, краснобаи, умеющие расхваливать свой товар.

Валя пришла с отцом за кенаром. Когда Валя закончила пятый класс с круглыми пятёрками, отец сказал: «За старание куплю тебе кенара». Вот и поехали в выходной день на рынок.

Разбежались глаза у девочки. Какие красивые птички в клетках: разнообразные попугаи, множество щеглов, синиц, даже белых воробьёв и пёстрых галок. А голубей продают в отдельном ряду. Белые, чёрные, пятни-стые. И с хохолками, и мохноногие. А дальше — настоящая кошачья выставка: белые, чёрные, серые, пушистые и бесхвостые, ангорские, сиамские и сибирские. В собачьем ряду шумно. Собаки волнуются: не любят, чтобы их разглядывали, лают.

Впервые увидела Валя, столько красивых собак. Зачарованными глазами она разглядывала грациозную длинноносую колли. На шее у нее будто белая шаль, а сама собака светло-коричневая, только лапы да кончик хвоста беленькие.

Высунув большой язык, стоял белый пойнтер с чёрной головой, с небольшим черным пятном на спине. Кто- то из толпы говорил, что пойнтеры отличаются необычайно острым чутьём, молниеносной реакцией.

Смешной, даже уродливой выглядела растянувшаяся такса. Ножки короткие, туловище длинное, так и кажется, что у собаки что-то произошло в щенячьем возрасте с ногами и оттого она выросла такой неказистой.

Игрушечными казались терьеры, словно их сшили из плюшевых тряпок. Головы большие, с бородой, а взгляд смешливый.

И пудели разных расцветок, самых причудливых стрижек, с начёсом на ногах, с гривами, как у льва, с шариками на кончиках хвостов, с причёсками старых барынь, и у всех глубоко спрятаны наблюдательные глаза.

Но совершенно покорила Валю овчарка. Она смотрела умными глазами то на хозяина, то на своих щенят в большой кошёлке, и словно умоляла не продавать её деток. Рычала, когда брали щенков в руки, царапала лапами землю, смотрела на хозяина и скулила. И вдруг один мордастенький щеночек выскочил из кошёлки и, виляя хвостиком, подбежал к ногам Вали. Девочка взяла его, он лизнул ей нос и доверчиво прижался к груди. И овчарка, странное дело, тоже завиляла хвостом и не зарычала, а радостно гавкнула.

-Видали? — удивился хозяин. — Такого ещё не бывало, чтобы она обрадовалась, когда её щенка взяли.

Он хотел посадить щеночка на место, но собака залаяла на него не сердито, но требовательно. Дяденька отдал щеночка Вале, и овчарка опять стала радостно вилять хвостом.

-Давай купим, папа! — попросила Валя,

-Купим! — решительно ответил отец.

Назвали щеночка Пулькой. Валя гуляла с ней на улице, готовила ей пищу, кормила, как в книжке по собаководству написано, три раза в день, приучала к порядку: спать только на своём месте, не попрошайничать, не подбирать пищу на улице, не лаять без толку на прохожих. И когда Пулька подросла, Валя стала ходить с ней в клуб служебного собаководства, где под руководством дрессировщика с молодыми собаками проводились занятия.

Все завидовали Вале, потому что Пулька лучше всех ходила по бревну, выше всех прыгала, хорошо разыскивала спрятанные вещи и приносила их хозяину. Такая ласковая с хозяйкой, она вдруг оказывалась безудержно злой, когда приходилось задерживать «противника». Догоняла его и начинала рвать. Тренер говорил, что это хорошее качество, но развивать его опасно. Лучше учить для поиска раненых, из Пульки получится отличная санитарка, потому что она сильная и хорошо берёт след. Это в бою тоже нужно. Так и отметил тренер в карточке, заведённой на каждую собаку: «Санитарная».

Забавная была Пулька и часто смешила Валю. Однажды в лесу она вдруг притащила чью-то корзину с грибами. Поставила возле ног девочки и лает: бери, нечего самой искать грибы.

Через несколько дней в местной газете было сообщение о том, что в лесу огромный волк подошёл к старушке, осторожно взял зубами из рук корзину с белыми грибами и скрылся в чащобе, даже спасибо не сказав.

А ещё был случай, когда мальчишки залезли на забор, а свои портфели с книжками оставили на земле. Пулька сначала полаяла на ребят, а потом взяла в зубы два портфеля и отнесла их в школу.

Когда в доме была Пулька, дверь на ключ не запирали ни днём, ни ночью. Никто не смел без разрешения хозяина переступить порог квартиры.

Пулька выросла крупной и красивой. Когда Валя шла с ней по улице, прохожие удивлялись: красавица...

А вот теперь взяли Пульку на фронт. И что с ней, Валя не знала.

Пулька, как и все другие собаки, собранные под Москвой, была отправлена в специальную подготовительную школу, где учили собак помогать воинам в боевой обстановке.

Одних готовили подрывать вражеские танки, других находить и вытаскивать из-под пулемётного огня раненых, а Пулька сгодилась для самой редкой собачьей специальности — для захвата вражеских разведчиков. Она быстро освоила свою задачу: разыскивать притаившихся гитлеровцев и вместе с бойцом-хозяином брать их в плен. Пулька мгновенно бросалась на врага, хватала его за руку и выбивала оружие. Один случай прославил собаку на всю армию.

В то время советские войска готовились к наступлению. Чтобы наступление было успешным, надо хорошо знать намерения врага, расположение войск противника. Поэтому командованию очень нужен был «язык» — пленный, который бы мог рассказать обо всём. Много раз ходили группы разведчиков в тыл врага и возвращались ни с чем. И вдруг командир разведгруппы сообщил: «Есть «язык». Немецкий штабной офицер. После того, как ему окажут медицинскую помощь, он будет доставлен в штаб армии».

Захватили фашиста ночью, в глубоком тылу. Он ехал на легковой машине с приказом в одну из немецких частей. Разведчики обстреляли машину и, уничтожив охрану, взяли в плен офицера. Но как доставить пленного через линию фронта, когда всюду стоят часовые? Нужно пройти через линию фронта незамеченными. Но это сложно. Toгдa наши разведчики приказали пленному офицеру: «Ты сам поведёшь нас под охраной собаки, как пленных. И не вздумай удирать, иначе тебе Пулька спустит твою фашистскую шкуру».

И всё же фашист, когда проходили последние окопы, крикнул часовым: «Тревога! Русские!» А сам бросился в кусты.

-Пулька! Взять! — приказал разведчик.

Наши воины прикрыли огнём Пульку. Завязалась жаркая перестрелка. А тем временем овчарка, догнав врага, сбила его с ног. Фашист понял, что сопротивление бессмысленно. Вспомнил предупреждение разведчиков. Выход один: самому ползти к русским. И он полз, а рядом с ним, не спуская глаз, ползла Пулька. И даже тогда, когда офицер свалился в окоп, куда подоспели советские солдаты, она не позволяла ему подняться на ноги.

После допроса пленного немецкого офицера командарм Рокоссовский приказал представить всех, кто привёл «языка», к правительственным наградам.

-Не вернулись ребята, видно погибли, — доложил начальник разведки. — А пленного привела овчарка Пулька.

Не могли фашисты смириться с тем, что приходится убираться из-под Москвы, сопротивлялись отчаянно. Вскоре фашисты совершили сильный авиационный налёт. И Пулька погибла во время бомбёжки.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

БОЙ С ТАНКАМИ

В тёплые майские дни, когда наступило на фронте временное затишье, приехали из Москвы артисты. На маленькой лужайке возле кудрявых берёзок солдаты смастерили сцену. Низенькую, без крыши и без стен. Сначала положили брёвна, а на них настелили доски и приколотили их гвоздями. Большое событие в артиллерийской батарее — встреча с артистами. Давно не слышали бойцы музыки и песен. На войне случаются и передышки. И выступление московских артистов после боя — самый лучший отдых.

Валя ещё ни разу не видела фронтового концерта. У неё слишком много дел. Парикмахер в такие дни нарасхват. Только кончит стричь одну батарею, везут в другую. Руки болят от машинки. Все веселятся, концерты смотрят, а она кочует из одного подразделения в другое. До слёз обидно.

Узнав о том, что Валя перегружена работой, капитан Фомин и привёз её в свою батарею.

— Мои стриглись на той неделе. Так что, дочка, побудь у нас как гостья, погляди концерт, отдохни.

У Фомина дочь, такая же, как Валя, погибла во Львове, вот он и проявлял к ней отцовскую заботу.

Всё было готово. И сцена построена, и личный состав батареи припарадился, и артисты приехали. Только стали рассаживаться на лужайке, как вдруг послышалась громовая артиллерийская канонада. Затрещали пулемёты, загрохотали реактивные установки «катюши», бухали, заглушая шум боя, крупнокалиберные пушки и гаубицы. Такого грохота Валя ещё не слышала.

Капитан Фомин увёл Валю в свою глубокую землянку, но и там было слышно, как гремела артиллерия. От выстрелов и взрывов земля дрожала и подпрыгивал потолок. Песок сыпался на голову и за ворот. Творилось что-то страшное.

Валя выглянула из землянки и замерла: из-за леса двигались вражеские танки. Пушки стреляли по ним прямой наводкой. Танки отвечали огнём. В небе появились самолёты. Там, где была сцена, разбросаны поломанные доски. Всюду дым.

-Не ходи сюда, дочка,— услышала Валя голос капитана и очень испугалась: Фомин был в крови. Два солдата несли его в землянку.

-Не отступать! — приказал капитан. — Стрелять до последнего снаряда!

-Перевяжи его, — сказал один солдат, и оставив капитана, солдаты торопливо вышли из землянки.

Ты мне, дочка, сначала голову забинтуй, а руки потом. — Капитан сел на самодельный топчан. — Смелей. Вот перевязочные пакеты.

Валя, быстро разорвав бумажную упаковку пакета, стала забинтовывать голову командира батареи, а потом разрезала своими ножницами рукава и быстро перевязала обе руки.

Едва она уложила потерявшего сознание капитана на топчан, как принесли сразу двоих раненых. Один из них был артист. А наверху, совсем близко, рвались снаряды.

Распахнулась  дверь, и в землянку вбежала военврач.

-Срочно в машину! — крикнула она. — Водитель, ко мне! Валентина, помоги нести капитана. И немедленно вместе с ним в санбат! Немедленно!

Врач уже проворно и ловко делала перевязку раненым.

Валя вместе с шофёром понесла капитана Фомина к машине, а врач крикнула ей вдогонку:

-И не возвращайся, а машину сюда! Ты слышишь, Валентина? Не возвращайся!

Близко от грузовика разорвались два снаряда, но никто не пострадал, лишь в кузов врезалось несколько осколков, и Валя, подражая врачу, крикнула водителю:

-Быстро в санбат!

В кузове было ещё несколько раненых, и Вале пришлось сесть на сено возле борта и придерживать руками голову капитана Фомина. Девочка сунула руку под его гимнастерку, чтобы определить: бьется ли сердце, но тут же ощутила, что грудь капитана тоже в крови. Что же делать? Ещё одна рана оказалась незабинтованной. Ни бинта, ни ваты, да и как можно сделать перевязку, когда грузовик мчится на предельной скорости и прыгает на ухабах?

Бой слышался где-то сзади и справа. Возле моста машину остановили. Солдат-регулировщик, подбегая к водителю, крикнул:

— За мостом сразу влево сворачивай! Впереди вражеские танки...

Грузовик мчался по дороге через поле, обгоняя какой-то длинный обоз.

Когда въехали в разрушенную деревушку, где уцелело три дома, в небе появились самолёты.

Валя видела, как от группы бомбардировщиков отделились два самолёта и, сверкая пропеллерами, стали пикировать на машину. Сбросив бомбы, они взмыли вверх, и в это время раздались оглушительные взрывы...

Машина резко остановилась и наклонилась. Всех раненых и Валю швырнуло по инерции к борту и к кабине. В нос ударил пахучий дым, Валя стала кашлять. «Может быть, газы пустили фашисты?»—подумала Валя, вспомнив, что её противогаз остался в землянке. Раненые стонали и ругались, проклиная Гитлера. Только капитан не подавал признаков жизни и лежал с закрытыми глазами.

— Поехали? Чего стали? — крикнула Валя. Она имела право командовать, потому что врач поручила ей эвакуировать раненых.

Но машина не тронулась с места. Девочка вылезла из кузова, больно задев коленкой за болт, и ахнула: вся левая часть машины и радиатор разбиты осколками взорвавшейся бомбы, шофёр, положил голову на руль, безжизненно опустил посиневшие руки. Он был мёртв.

Что делать, кого звать на помощь? Валя растерялась.

Над машиной висело чёрное облако пыли и дыма. Самолёты кружили над лесом и поочерёдно пикировали вниз, бросая бомбы. Враг обнаружил скопление советских танков и хотел сорвать ввод их в сражение. А по самолётам стреляли зенитные пушки, прикрывающие наши танки, и всё небо пестрело белыми барашками от взрывов.

Валя не видела, как был сбит самолёт, но парашютиста она заметила. Он, расставив ноги, опускался на поляну между лесом и селом. Совсем близко. Валя испугалась. Даже фашистский самолёт, летевший над ней и строчивший из пулемёта, не был так страшен, как парашютист, который через мгновение коснётся ногами земли. Вале показалось, что у него в руках автомат, и он целится в машину. Нужно спасать раненых! Она бросилась к кабине грузовика и быстро схватила карабин, который висел на крючках сзади водителя. Не зная, заряжен он или нет, она побежала к парашютисту, держа оружие, как солдат, идущий в атаку, и зачем-то кричала «ура!».

Парашютист приземлился и упал. Купол белого шёлка погас и лежал, как простыня, сорванная ветром с верёвки.

Валя подбежала к лётчику почти вплотную и, наставив карабин, крикнула: «Хенде хох!»

Лётчик слегка приподнялся, посмотрел на девочку в солдатской гимнастёрке и, чуть заметно улыбнувшись, повалился набок. Потом он как-то безжизненно повернулся на спину и, к удивлению Вали, сказал по-русски:

— Возьми планшет и оружие...

-Встать!—крикнула Валя и только теперь заметила на груди лётчика орден Красной Звезды. Это же наш, советский лётчик!

 Когда Валя нагнулась, чтобы найти, куда он ранен, и оказать помощь, лётчик был уже мёртв.

Подкатила легковая машина. Из неё вышел майор и, не обращая внимания на Валю, поднял лётчика, понёс к автомобилю. Водитель стал помогать ему. Когда они положили лётчика на заднее сиденье, Валя сказала:

-Я подбежала, а он умер...

— Он был отважным воздушным бойцом, — заговорил майор, — и погиб, как герой. Только в этом бою он сбил четырёх фашистских стервятников.

-Товарищ майор, а как же мои раненые? — успела спросить Валя. Ещё секунда, и майор бы уехал.

-А что случилось? Какие раненые?

-Вон в той машине...

Майор мог взять только одного человека, Валя отправила с ним тяжело раненного капитана Фомина. За другими обещали скоро прислать машину.

Через час прибыл санитарный автобус и забрал всех раненых вместе с Валей.

А утром войска армии генерала Рокоссовского перешли в контрнаступление.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

СУРОВОЕ ЛЕТО

Когда не было боёв, врач приезжала в подразделение, осматривала бойцов. Здесь же, где-нибудь неподалёку, трудилась Валя. Нелёгкое дело у фронтовой парикмахерши. У Вали все приспособления и принадлежности всегда в полном порядке и наготове. И складное зеркальце в медной оправе, и машинки, и чайничек со спиртовой грелкой, чтобы подогреть воды, три бритвы и бутылка с «одеколоном» своего изготовления из водочного настоя хвои, и стульчик, который сделал адъютант командира полка Пантелеймон Пантелеймонович. Все принадлежности, за исключением стульчика, Валя носила в такой же, как у врача, медицинской сумке.

В ту летнюю ночь 1942 года и врач и парикмахерша спали в своей уютной землянке, обитой досками и оклеенной газетами. В небольшое открытое окошко светила луна, и на песчаном полу лежал серебристо-белый лунный квадрат, похожий на маленькую кружевную шерстяную шаль. Вдруг над землянкой осторожно свистнул, а потом защёлкал соловей. Валя увидела в серебристом квадрате лунного света живую тень птички. Соловей приподнял клюв, вздрогнул крылышками, и послышались его звонкие поцелуи, потом зовущий певучий свист, и наконец, весёлая музыкальная трель, исполнить которую может только эта серенькая, утончённой красоты птичка. Соловей мгновенно затихал, прислушиваясь к далёким раскатам орудийного грома, потом повторял свою песню сначала, но осторожно и не-надолго.

Слушая это пение, Валя вспомнила перовский лес, где в раннюю летнюю пору было много соловьёв. Пели они смело и, казалось, без передышки круглые сутки. Вспомнила и маму свою: «Может быть, и она в эту летнюю ночь слушает там, на Урале, соловья и тоже думает о ней — о непослушнице, убежавшей на фронт без разрешения мамы».

Потом вспомнился поход, когда всем классом они отправились в лес. Тогда тоже в зарослях черёмухи задорно и мило пел соловей. Кто-то из мальчишек забрался на дерево, чтобы наломать веток цветущей череёмухи, и соловей замолк...

Недалеко с противным воем и треском разорвалась мина, и соловей больше не пел. Исчезла и тень в лунном квадрате. Кто-то там наверху сердито выругался в адрес фашистов, и наступила тишина. Только где-то далеко словно вздрагивал мелкой дрожью пулемёт, и ухала одинокими выстрелами пушка.

— Так давно не слышала соловья ночью, — вздохнула врач.

-Я тоже люблю, когда поют соловьи. А ещё щеглы поют красиво, — отозвалась Валя. — Вот кончится война, и опять будут петь птицы, а люди станут улыбаться друг другу.

Ты права, девочка. Придёт время, когда все люди будут жить в мире и дружбе.

-Конечно, жить все должны дружно. Но как с фашистами дружить? Если есть на свете фашизм, то и войны будут.

-Вот в этом и вся беда, что есть ещё фашизм. Но он противен самой природе человеческой, а потому рано или поздно и с ним будет покончено... А теперь спать— завтра много дел.

Вале нравилось разговаривать с врачом. А еще она любила, когда с ней беседует комиссар полка майор Меньшов. Он сначала обо всём расспросит, потом расскажет о том, о сём и напомнит о своём «приказе номер один». А приказ таков: начался бой — пулей лети в тыл.

Незаметно Валя уснула. И во сне ей приснился мальчишка, который свистел, как соловей. Подойдёт к солдатам и спрашивает: «Хотите послушать соловья?»...

Валя открыла глаза. В землянке было светло. На своей постели сидела врач и насвистывала на маленькой свирели, сделанной из липы, мелодичную песенку.

-Вот что тебе прислали бойцы, — улыбнулась врач. — Любят они тебя.

-Что же, я маленькая, что ли? — рассмеялась Валя.— Есть у меня время забавляться этой дудкой.

-Бери, не капризничай, — сказала врач и положила на колени Вали подарок от солдат.— Да, а кому сегодня за завтраком идти? Чья очередь?

Недолгое затишье опять сменилось бурей. На всех фронтах Советская Армия оказалась на пороге новых суровых испытаний. Газеты сообщали о напряженных боях в районе Харькова и на Керченском полуострове.

Самые тяжёлые сражения, как писали газеты и рассказывал в беседах с бойцами комиссар полка Дмитрий Матвеевич Меньшов, шли на Волге, на подступах к Сталинграду.

Напряжённая боевая обстановка создалась и на московском направлении. Враг думал, что советское командование растеряется, начнёт перебрасывать свои войска с одного фронта на другой, ослабит московское направление и тогда, возобновив наступление, легко будет взять столицу.

Но план немецко-фашистского командования был разгадан. Советские войска получили приказ: ни шагу назад!

После небольшой передышки истребительный противотанковый артиллерийский полк был введён в бой на одном из главных участков фронта.

Валю, как всегда в этих случаях, отправили в тыл, где размещались хозяйственные подразделения и склады полка. Но и там был слышен - несмолкаемый гром орудий, в небе то и дело появлялись вражеские самолёты, разыскивающие интендантские службы частей и соединений, чтобы нанести по ним бомбовый удар, уничтожить их и тем самым поставить в тяжёлое положение воинов переднего края. Подразделения тыла полка — неотъемлемое хозяйство воинской части, без которого не обойтись ни в бою, ни на отдыхе. Личный состав всегда нужно кормить, обеспечивать обмундированием, почтой, нужно лечить, ремонтировать оружие, обувь, одежду. Техника требует профилактического осмотра. В бою необходимо подавать из тыла боеприпасы. Настоящим бойцом стала и Валя, вместе с солдатами рыла окопы, укрывала ветвями машины и складское имущество, ухаживала за ранеными в полковом лазарете и, как всегда, безотказно исполняла свои прямые обязанности.

Валя давно свыклась с неудобствами и трудностями фронтового быта. Спала, где только застанет ночь или свалит с ног усталось, питалась, как все, солдатской кашей, не жалуясь на аппетит. Солдаты заботились о девочке, как могли: старались и в котелок ей положить побольше, и не будить подольше.

Однажды кто-то из солдат принёс гитару. Валя настроила её, прошлась пальцами по струнам и запела: «Бьётся в тесной печурке огонь...» Потом спела «Катюшу» — любимую песню солдат. А когда закончила петь, послышались аплодисменты, весёлые голоса. Валя выглянула из-за двери, которую заменяла мешковина, и удивилась: около землянки собралась толпа. Солдаты стали просить спеть ещё что-нибудь, но девочка смутилась, юркнула в землянку и, не зная почему, расплакалась.

Вечером к ней зашёл приехавший в тыл полка комиссар Меньшов. Стал расспрашивать, как живёт, да как трудится маленькая парикмахерша, а потом сказал:

-Ещё один талант раскрыли в тебе солдаты. Поёшь хорошо.

-Да что там, в школе с девочками выступали на самодеятельных концертах... — покраснела Валя.

-Ну вот, товарищ Мясникова, приказ мой такой: всё свободное время петь и играть на гитаре! — серьезно сказал комиссар.

-Это ещё зачем? Всем тяжело, а мне веселиться?..

-В этом-то и главное, — улыбнулся Меньшов. Знаешь, как в песне поётся: «После боя сердце просит музыки вдвойне». А затихнут бои, мы организуем большой солдатский концерт. Найдём и солистов, и музыкантов, и плясунов. Так что тренируйся.

Валя улыбнулась белозубой улыбкой, и на курносеньком личике заиграла детская счастливая гордость: как важно быть полезной людям!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

БОЕВОЙ РЕЙС

Все три землянки полкового медицинского пункта были заняты ранеными, и Вале спать негде. Она залезла в кабину грузовой машины, надеясь подремать там до утра. Но лежать на сиденье неудобно — коротко. Вышла подышать свежим воздухом.

-Что, Валюша, не спится? — спросил знакомый солдат.

-В землянке душно, а в кабине бензином пахнет.

-Вот тут сено у дерева, хочешь, ложись. И воздух свежий, и охрана рядом. Покараулю.

-Ну, спасибо, — обрадовалась Валя. — В сене, говорят, приятно спать.

Завернувшись в шинель, Валя легла на маленькую копёнку и почувствовала аромат душистого разнотравья. Хорошо-то как! Устав за день, Валя уснула быстро. Девочке снилось, будто она бегает по цветущему лугу за маленькой Пулькой и никак не может поймать её. Пулька лает, не поддаётся, а Валя смеётся и просит её: «Ну, перестань убегать, непутёвая, я так соскучи-лась по тебе...»

Наконец Пулька устала, легла, высунув длинный язык.

-Ты тоже устала, бедненькая, — говорит Пулька человеческим голосом и лапой коснулась щеки своей хозяйки. — Поедем домой...

Валя мгновенно проснулась. У копны стоял старший лейтенант Хмелёв и незнакомые солдаты. Было уже утро.

-Валюша, говорят, ты знаешь дорогу в первый дивизион? — спросил Хмелёв.

-Знаю, а что, надо ехать туда?

-Расскажи шофёрам. Боеприпасы привезли для нас со склада армии, а дорогу никто не знает.

Валя поднялась.

— Рассказать могу, но дорога так петляет, что без проводника не найти. Я сама поеду с ними.

Хмелёв сначала задумался, что-то проворчал, потом согласился.

-Сможешь? Колонна из десяти машин... Нешуточное дело.

-Смогу!—решительно сказала Валя.— Поехали!

Она села в кабину первой машины. Усатый водитель, то и дело кашлял надрывно и часто спрашивал:

-Так едем? Так?

-Не беспокойтесь, где сворачивать, я знаю, скажу.

Валя внимательно следила за тем, как бы не пропустить повороты. Как назло туман расстелился, видимость ухудшилась. Наконец незаметный поворот вправо. Теперь до перекрёстка, там налево и до лесочка недалеко. Как бы не проскочить дорогу...

-Видать, сбежал, парень, из дома? — спросил водитель, даже не глянув на Валю.

-А? Что вы сказали?— не поняла Валя вопроса.— Кто сбежал?

— Я говорю, молодой ты, а уже на фронте. У меня тоже такой малец дома. Боюсь, как бы на фронт не убёг.

Не было сомнений, что водитель принял ее за мальчика, и Валя не стала разочаровывать его. Лишь спросила:

-А где ваш дом?

-Из Клина я. Есть такой город под Москвой, слыхал?

-Конечно. Я тоже под Москвой живу. В Перово.

-Гляди-ка, земляки! Закурим по этому поводу, — предложил водитель.

-Не курю. Теперь налево и прямо.

-Вот ведь какая встреча. Земляк, значит. .

Водитель стал рассказывать о том, что он до войны на кирпичном заводе работал, жил хорошо, Ваське — сыну своему — гармонь купил, и дочь Машенька родилась, только он не видал её, потому что ушёл воевать.

А потом поинтересовался:

-В разведке не бываешь?

-Как же, бываю. Всё больше за «языком» хожу...— продолжала Валя разыгрывать говорливого водителя.— А вы так всё время за баранкой?

-Да, парень, моё дело шофёрское. В разведку я ни за что не соглашусь. Храбрости маловато, — признался водитель. — А как же ты, хлопец, вроде и ростом мал, а за «языком» в тыл ходишь?

-Очень просто. Вот однажды, — стала фантазировать Валя, лишь бы развеселить водителя и самой не задремать,— пошла... группа разведчиков, я—в засаде. Слышу, где-то кто-то храпит. Смотрю, а в окопе фашист обнял автомат и дрыхнет. Здоровущий, метра два... Одному не сладить. Тогда я как прыгну ему на плечи, схватил за уши и говорю строго: «Руки вверх!» А он по-русски: «Не могу, ты меня за уши держишь...»

-Да ну! По-русски?

-Да, по-русски. Видать, изучал наш язык. Вот я ему и командую: «Не вздумай сопротивляться, сразу в затылок пуля влетит». И тычу пальцем в затылок, будто пистолетом. «Вставай,— говорю ему, — неси меня к нашим».

-Да ну! Верхом?

— Конечно. Верхом на «языке» и держа его за уши прямо в штаб...

-Да ну! В штаб на фашисте верхом? — рассмеялся водитель.

-Ну, вот и лесок. Приехали. На батарею не подъедешь, я сбегаю и спрошу у командира, где сгружать снаряды. А заодно и людей приведу для разгрузки.

-Ну, давай, парень, а мы покурим. Ну и герой!

Валя вышла из кабины, побежала, прыгая через поваленные деревья, и услышала, как водитель хохотал от души, увидав, что «парень» в юбке... И, конечно, догадался, что никакого «языка» за уши не приводила из тыла девчонка.

Пока разгружали машины, командир батареи пригласил Валю в землянку, напоил чаем.

В уголочке у коптилки сидел телефонист и писал. Телефонная трубка, привязанная бинтом к голове, что-то диктовала ему. Волосы у солдата были почему-то выстрижены только сбоку до макушки. Валю это рассмешило.

-Вам смешно, — сказал телефонист, закончив писать, — а в меня вцепилась трофейная машинка, едва отодрали. Борозду сделала и сломалась. Ещё на одном проверили — и то же: вгрызается в волосы, а дальше ни туда и ни сюда. Хоть с волосами отдирай. А я ножиком отрезал волосы вместе с машинкой.

-Тупая или засорилась, — сказала Валя. — Дайте, я посмотрю её.

-Закинули! Старшина говорит, может, фашисты специально такую подсунули нашим разведчикам, чтоб выводить солдат из боевого строя. Главное, сатана, проедет по голове, снимет чисто и не больно, а потом-зажуёт космы и хоть кричи... — Солдат поднял светильник повыше. — Вот, полюбуйтесь, какое «шоссе» у меня на голове...

Через полчаса в землянку возвратился командир батареи.

-Ну, вот и всё, — сказал он, — машины разгружены. Только не пойму, отчего один водитель всё смеется безудержно. О каком-то языке с ушами пытается рассказать всем, но не может. Смеётся. А ты с ними возвратишься? — спросил он у Вали.

-Как же мне возвращаться, если в вашей батарее такое «ЧП», — сказала Валя, кивнув в сторону телефониста.— Если разрешите, начну стричь «пострадавших» солдат.

-Вот хорошо, — обрадовался комбат, — помогите нам. Мы так намучились с трофейной машинкой. Настоящий диверсант, а не машинка. Человек десять в батарее вот таких «плешивых» сделала.

-Ничего, поправим,— улыбалась Валя.— Я остаюсь.

Вскоре в землянку заглянул тот самый водитель, с которым ехала Валя.

— Послушайте, милая барышня, вы уж простите меня, — извинился он, — может, что лишнее в дороге сболтнул. А насчёт «языка», интересно узнать, правда или как?

-— Шутила я, потому что думала вы нарочно разговаривали со мной, как с парнем, — сказала Валя. — Не обижайтесь за шутку.

-За что? — улыбался водитель. — Весёлая, это хорошо. Ну, тогда бывайте здоровы, красавица-сестричка! Глядишь, когда и рану перевяжете земляку.

-Не угадали, папаша, — сказала Валя. — Я парикмахер. А вам желаю счастливого пути и никогда не быть раненым.

-Вот спасибо. И опять я не угадал. Вот не везёт. Ну, мы поехали.

-Счастливо! И спасибо за снаряды!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

СЕКРЕТНАЯ ЗАПИСКА

Генерал Рокоссовский, приняв командование фронтом, стал реже бывать в полку, где служила Валя. Слишком много дел у командующего фронтом. Но если дивизия стояла на главном направлении, Рокоссовский непременно заглядывал в полки, батальоны,  батареи, роты, разговаривал с воинами, интересовался, какие есть просьбы у командиров, как обеспечены солдаты боеприпасами, продовольствием.

В тот августовский день Рокоссовский возвращался из армии, где создалось особенно сложное положение. Когда проезжали мимо огневых позиций артиллерийского полка, адъютант доложил:

-Это истребительный противотанковый полк, бойцы которого отличились в бою с танками врага, и вы приказали наградить их. Я предвидел, что мы будем здесь, а потому и ордена прихватил.

-Согласен, надо заехать к пушкарям, — ответил командующий. — Но не мешало бы побриться.

-Уже дана команда. К нашему приезду в штабе будет брадобрей, — доложил адъютант, который обязан все предвидеть и заботиться о командующем. На то он и адъютант — первый и ближайший помощник генерала.

Рокоссовский, после того, как принял рапорт командира полка, зашёл в землянку-штаба; расспросил о боевых делах артиллеристов, посмотрел карту-схему, на которой были нанесены условными знаками все выявленные огневые точки противника, потом, потрогав пальцами лицо, сказал:

-Праздник у вас, а я не смог побриться. Два дня в дороге, в окопах...

-Товарищ командующий, прошу вас ко мне, — сказал командир полка, — вас ждёт наш прекрасный мастер.

-Ну, ну, давно у «прекрасных» мастеров не брился,— улыбнулся Рокоссовский.— Ведите в свою землянку.

В землянке командира полка было уютно, стены и потолок обиты старыми простынями, на столе цветы в пустой высокой гильзе, два самодельных кресла, стулья.

Валя, как положено, представилась командующему, назвала свою фамилию и должность — полковой парикмахер.

-Слышал, что в полку «прекрасный мастер», а вижу, что мастер — прекрасная девочка! Сколько же тебе лет?

-Четырнадцать. В комсомол скоро примут. Умею раны перевязывать...

Валя торопилась доложить всё «весомое», чтобы не привлечь внимание командующего своим малолетним возрастом.

— Вот и замечательно. Я готов. Где прикажете садиться?

-О, вы слишком высокий,— смело сказала Валя. — Садитесь-ка на мой раскладной стульчик.

-Не сломаю? — спросил Рокоссовский.

-А вы легонько. Вот так. Вот, умница.

Рокоссовский улыбнулся, а командир полка смутился, и, приложив палец к губам, подавал сигнал Вале, чтобы она «прикусила» язык.

-Ну, и кто же тебя послал на фронт? — спросил командующий.

-Сама, — ответила Валя. — Воевать хочу. Мой отец и брат погибли.

-Сколько на фронте: день, два, неделю?

-Почти пять месяцев, — ответила Валя. — Поднимите голову. Не шевелитесь.

Валя хорошенько намылила лицо генерала. Бритва острая, хорошо наведенная на ремне, и командующий не почувствовал даже её прикосновения. 

Закончив, Валя отошла, полюбовалась. Командующий после бритья чувствовал себя совсем молодым и свежим.

-Спасибо, — сказал он. — А вот имя и фамилию забыл.

Валя напомнила. И по взгляду генерала поняла, что не одобряет он её присутствия в боевой артиллерийской части. Чтобы убедить командующего, Валя снова доложила:

-Я всё могу: и за ранеными ухаживать, делать перевязку. Солдат как солдат.

-А чего ты больше всего хочешь? — спросил вдруг Рокоссовский.

Он думал, что девочка скажет, что любит сладости, и адъютант уже приготовил плиточки какао, чтобы угостить её, а она ответила:

-Хочу, чтобы был мир на земле!

-Что ж, понятное желание, — сказал командующий. — Значит и перевязки раненым делала, и боеприпасы доставляла на батареи?

-Так точно! — подтвердил командир полка. — Валентина Мясникова достойна похвалы.

-Адъютанта! — позвал генерал. — У вас есть медаль «За боевые заслуги?»

-К сожалению, нет, товарищ командующий.

— Не беда, — сказал Рокоссовский. — Никуда не уходи, — предупредил он Валю. — После вручения наград ты мне потребуешься.

Когда все ордена и медали были вручены, генерал Рокоссовский подозвал к себе Валю, взяв за плечи, подтолкнул слегка вперёд, сказал:

-Юного красноармейца Валю Мясникову от имени Президиума Верховного Совета за отличное выполнение заданий командования награждаю медалью «За боевые заслуги!»

Весь строй закричал «ура!», а генерал поцеловал Валю в порозовевшую щёку.

Для всех награждённых был приготовлен праздничный обед, но командующий не смог быть на солдатском обеде, он очень торопился.

Не заходя в землянку, он написал записку, сложил ее вчетверо. Адъютант достал из сумки конверт, и генерал сам вложил в него записку, а потом написал фамилию на конверте.

-Вот тебе, красноармеец Валентина Мясникова, боевой приказ: доставь этот пакет в отдел кадров фронта лично! А вы,— генерал обратился к командиру полка,— обеспечьте её транспортом.

-Есть, товарищ командующий фронтом! — ответил подполковник.

-Конверт приказываю не вскрывать. Приказ секретный.

-Будет выполнено, товарищ командующий! — ответила Валя. — Доставлю целёхоньким.

Рокоссовский попрощался с командирами и с Валей за руку, козырнул стоящим в строю солдатам и сел в машину.

Валентина в тот же день в сопровождении старшины хозяйственного взвода выехала в штаб  фронта. Штаб нашли быстро. Он охранялся зенитчиками и танками. Нашли и отдел кадров.

Начальник отдела не принимал Валю, но когда узнал,- что она привезла записку от командующего фронтом, сразу же пригласил в комнату и, улыбаясь мясистым лицом, вскрыл конверт. Сначала посопел недовольно, поскрёб ногтями лысину, а потом достал из ящика стола медаль «За боевые заслуги» и совсем не торжественно, не так, как это делал в полку Рокоссовский, передал медаль девочке.

-Иди вон в тот дом, там тебе выдадут временное удостоверение на медаль и справку, чтоб тебя не задержали в дороге. И с богом домой, в Москву. Здесь недалеко на перекрёстке дорог регулировщики стоят, скажи, что я велел посадить тебя на попутную машину. Иди!

-Я в полк поеду! Мне в полк надо! — возразила Валя, словно чужим голосом и почувствовала горечь в пересохшем рту.

-Ничего не получится, — усмехнулся подполковник, — в записке сказано отправить немедленно домой. Эй, Сопрыкин! Зайди! — Вошёл маленький неуклюжий сержант. — Проследи, чтоб девочку отправили домой. Можете идти оба.

Едва Валя переступила порог, как её окатил ливневый дождь. Она почувствовала на губах солёный привкус воды. Лил дождь, и текли из глаз слёзы...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ДОМОЙ!

За всё время, пока Валя находилась в полку, она написала маме не больше десяти писем. Сообщала, что на фронте ей хорошо, ничуть не страшно и что все её любят и берегут. Можно было подумать, что она к ба-бушке на лето уехала. Не могла девочка писать своей маме о том, как бывает на фронте на самом деле, как погибают люди, как её не один раз засыпало землёй во время бомбёжки и обстрела. Зачем писать о трудностях? Они в годы войны были для многих не в диковинку. И на фронте, и в тылу людям тяжело. Валя это понимала. Тревожило её другое: она ни разу не сообщила маме адреса воинской части. Скрывала не случайно: боялась, что мама напишет письмо командиру и потребует отправить дочь в Москву. Или сама станет разыскивать дочь да попадёт под артиллерийский обстрел, под бомбёжку и погибнет. Понимала, что скрываться плохо, стыдно, но думала, что так будет лучше.

Валина мама к тому времени уже возвратилась в Перово и очень страдала, что дочь уехала на фронт. Ко всем переживаниям прибавилась забота: искать пропавшую дочь... А времени нет. Работа с утра до ночи на том же заводе.

Не дело девочке в четырнадцать лет воевать. Разве мало нашлось бы для неё дел в Перово? Убитая горем Валина мама писала на все фронты и даже лично Сталину с просьбой найти её дочь.

Генерал Рокоссовский не знал, что Валю разыскивают, но, увидав в артиллерийском полку «брадобрея», слишком юного по годам, не мог допустить нарушения законности: нельзя зачислять несовершеннолетних, да ещё девочек, в боевые части, брать на фронт. За нарушение этого запрета командиров в годы войны строго наказывали.

Валя слышала, как генерал Рокоссовский, о котором все говорили, что он сердечный и чуткий, сказал командиру и комиссару полка:

-Это недопустимо, товарищи, и жестоко. На первый раз ограничусь предупреждением!

У генерала Рокоссовского тоже была дочь школьница, и он не знал, где она теперь. Жена и дочь эвакуировались в Среднюю Азию, а писем от них пока нет. Может быть, письма где-то блуждают, потому что война бросала Константина Константиновича с одного места на другое. Разве мог он оставить девочку без внимания?

Вечером, освободившись от важных дел, он позвонил начальнику отдела кадров:

-Доложите, как отправили девочку? Нужно, как положено, оформить её награждение. Она отличилась в боевой обстановке, так и укажите в приказе!

-Я вручил красноармейцу Мясниковой медаль и отправил её домой.

-На чём, как отправили? Куда домой?

-Послал на дорогу к регулировочному посту и приказал передать, что я велел посадить её...

— Вас самого посадить за это надо! Вы не выполнили мой приказ!

— Виноват, товарищ командующий!

-Виноватых бьют! Найдите девочку и явитесь ко мне немедленно!

Красноармейца Мясникову кадровик, конечно, не нашёл. Валю посадила девушка-регулировщица на попутную машину, которая привозила из Москвы подарки воинам.

Кадровику пришлось прибыть к командующему без Вали.

-Сможете батальоном командовать? -— спросил Рокоссовский.

-Пять лет тому назад командовал, — ответил офицер. 

-То было в мирное время. А теперь вам надо приобрести боевую практику. Заготовьте приказ на самого себя. Укажите, что за бездушное отношение к ребёнку вы понижаетесь в звании и в должности и направляетесь командовать стрелковым батальоном в ударную армию. Всё понятно?

-Так точно! — ответил подполковник.

-Да, ещё не забудьте записать в своём личном деле, что на должности начальника отдела кадров вы не справились и никогда не можете быть назначены на кадровую работу! Всё! Потом принесёте мне на подпись. Идите!

Только на следующий день Валя добралась до Перово и пошла за ключом к Гале Букиной.

-У нас нет ключа. Его взяла твоя мама, — сказала Галя, удивлённо рассматривая Валю в солдатском обмундировании и с медалью на груди. — Ой, Валюша! Верю и не верю, что это ты. Подросла, какая-то не такая стала, и с медалью...

Конечно, поговорить, рассказать друг другу новости не успели, потому что Валя устала и торопилась к маме. Подходя к дому, Валя увидела на окошке цветок. Постучала в дверь.

-Кто там? — послышалось из комнаты.

-Это я, мамочка, дочь непутёвая твоя, Валентина, красноармеец Мясникова..

Что-то загремело за дверью, и долго не открывался замок, потому что руки у мамы дрожали, а потом дверь открылась, и мать, словно боясь, что дочь исчезнет, схватила её и крепко прижала к себе.

-Доченька ты моя...

Нет ещё таких слов, чтобы передать всё волнение исстрадавшейся матери. Нет таких красок, чтобы нарисовать картину встречи дочери — участницы войны с матерью, получившей за год войны две похоронки.

Проснулась Валя в полдень, потому что заснула она только на рассвете. Успела умыться, причесаться, надеть военное обмундирование, и в это время пришли директор школы Нина Васильевна и Галя.

-Мы гордимся тобой, Валя, — сказала директор школы. — Поздравляю с наградой!

Лидия Алексеевна занималась самоваром.

Вопросы, вопросы, вопросы. Валя еле успевала отвечать, рассказывая эпизоды из своей фронтовой жизни.

Потом сели за стол пить чай с армейскими сухарями. И опять разговоры о делах на фронте.

-Но я пришла не только посмотреть на девочку с медалью, — сказала Нина Васильевна. — Давайте подумаем, как нам наверстать упущенное. Ты пропустила очень много.

Валя опустила глаза, на округлом лице проступили розовые пятна.

-Я могу помочь Вале, — предложила Галя. — Учебники есть, тетради есть, закончила я на отлично, так что наверстаем.

-Мне остаётся сказать спасибо. Я догоню! — ответила девочка-красноармеец.

-Вот и договорились, вот и хорошо, —улыбаясь, заключила Валина мама. — Это очень беспокоило меня.

Все дни до начала занятий Валя сидела за учебниками. В школу — в седьмой класс, по просьбе учителей Валя пришла в военном обмундировании. Первый урок был посвящён событиям на фронте. Все хотели, чтобы рассказала о фронте участница войны Мясникова. Она охотно согласилась. Рассказывала не о себе, а о бойцах-героях, о славных командирах, о генерале Рокоссовском. В классе было тихо и торжественно. А потом все смеялись, когда она рассказывала о доставке в штаб «особо секретного» пакета командующего фронтом. В заключение Валя сказала:

-Я сама убедилась, как могуча и сильна наша Советская Армия, как героически сражаются с фашистами наши воины. И скоро мы победим врага. Только и нам нужно помогать фронту. Давайте, как прежде, возьмём шефство над госпиталем. Будем помогать заготавливать грибы, витамины, а я буду стричь раненых и вас тоже. Теперь я умею это делать гораздо лучше, чем раньше.

Во время перемены мальчишки по очереди пожали руку Вале. Что ни говори, а эта девчонка утёрла им нос. 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

СЛЕПОЙ КАПИТАН

Прошло ещё два военных года. Теперь с фронта шли радостные вести. Москва почти каждый вечер салютовала в честь Советской Армии, освобождавшей всё новые города. Перед салютом по радио передавали при-каз Верховного Главнокомандующего, в котором перечислялись номера армий, корпусов, дивизий, полков и фамилии их командующих и командиров, отличившихся в успешном завершении сражения. Несколько раз упоминался в приказах и тот артиллерийский полк, в котором была Валя. Приближалась окончательная победа. Фашистская Германия и её союзники стояли над пропастью, в которую скоро столкнёт их солдат Страны Советов. Но враг ещё представлял немалую силу. Он сопротивлялся, пытался удержать оставшиеся рубежи и вновь перейти в наступление.

На фронте ещё шли тяжёлые бои, умирали в кровавых сражениях люди, шли в тыл санитарные поезда с ранеными. Поступали раненые воины и в тот госпиталь, который размещался в Перовской школе, где до войны училась Валя.

Валя закончила восемь классов, стала комсомолкой, ей исполнилось шестнадцать лет, и она получила паспорт. В жизни перовских ребят и в жизни нашей героини ничего существенного за это время не произошло. Росли, умнели, хорошели и мужали.

На улице незнакомые обращались к Вале, называя её «девушкой», а один мальчишка каждый день писал глупые записки, приглашая то в кино, то в парк. Валя по-прежнему каждый день работала в госпитале. Однажды, придя на дежурство, она услышала;

-Тебя спрашивал капитан. Вроде служили вы вместе, — сказала вахтёрша.

Валя бросилась в палату, где лежал раненый капитан, думая встретить кого-то из своего полка, но увидела на той же койке у окна... Тулкуна Кабулова. Того лейтенанта, а теперь уже капитана Кабулова, которого разыскивала Раиса. И хотя на глазах у него была повязка, Валя сразу узнала его.

-Здравствуйте, Тулкун! — робко произнесла Валя.

-Валюша? Здравствуй, маленькая Валенька! Или ты уже подросла? Ты узнала меня? Да, я опять здесь...

Валя взяла его за руки, села на край кровати.

-Что с вами, товарищ капитан?

-Плохо, — ответил Кабулов. — Слепой. И, вероятно, навсегда. Перебит нерв, ожог глаз.

-А, может обойдётся?

-Не надо, Валюша, успокаивать меня. Я все уже пережил. Рад, что слышу твой голосок.

Валя едва не заплакала, но сдержала себя. Слёзы не помогут раненому. И чтобы не расстраивать его, она спросила просто так, лишь бы о чём, но не о глазах:

-А вы откуда сейчас?

-Я был ранен в боях за Минск. Служил в самоходном артполку. Понимаешь, пуля пробила гильзу, и порох загорелся, гильза разорвалась и — осколки в лоб, пламя в глаза и темнота... Я очень настойчиво просился сюда, в Перово. Сказал, что у меня здесь жена, поможет мне.

-Рая? —удивилась Валя. — Вы нашли её?

-Она нашла меня. Переписывались. — Тулкун потянул Валины руки к своим губам, поцеловал их и попросил Валю сесть поближе. Заговорил шёпотом:

-Валюша, она не знает, что я здесь. Я прошу тебя сказать ей об этом... Сразу не говори, подготовь её. Я не хочу, чтобы она испугалась. Ты как-нибудь издалека... Понимаешь? Разумеется, она еще не жена мне. Это я так сказал. Но мы поженимся... если она согласится.

-Конечно, всё сделаю, как вы скажете. Я знаю, где она живёт. Правда, мы два года не встречались.

-Ничего. Она помнит, она знает тебя. Писала, рассказывала о тебе. — На губах капитана мелькнула вымученная улыбка. — Ревновала. Я расхваливал тебя, а ей это не нравилось. Глупо. Ты ведь ещё совсем ребёнок.

-Я схожу. Сегодня или потом?

-Давай повременим. Нужно обдумать, как сказать ей...

Всё было продумано: как должна прийти в дом Валя и что сказать Рае, Как привести её в госпиталь. Обсудили всё до мелочей. Даже решили, что Валя должна улыбаться, словно ничего страшного не произошло. Но этот план не осуществился. Вале не пришлось выполнять роль посланника. Раиса уже всё знала. Кто-то из санитарок сообщил ей, что в госпиталь поступил слепой капитан Тулкун Кабулов, и она сама вечером пришла к Вале.

-Я собиралась сегодня пойти к нему, — холодно сказала Раиса, — но у меня зачёт завтра. Я сдаю за второй курс. А завтра, может приду, или напишу записку, — Раиса посмотрела на Валю покрасневшими глазами, вздохнула.— Сама ослепну от слёз. Ну, что я с ним буду делать? Зачем мне слепой жених? Хорошо, что мы не зарегистрировались.

-Ты, извини, Рая, мне к подруге надо, — торопливо сказала Валя. — Поговорим потом. До свидания.

-Да, конечно...

Когда Валя осталась одна, она бросилась на кушетку и заплакала. Плакала она не из-за жалости к капитану, а от обиды, что есть на свете такие люди, которые всё рассматривают сквозь призму личной выгоды. Они не знают, что такое преданность, верность, постоянство, любовь, они готовы предать, оклеветать любимого ради собственного благополучия. Если бы Валя была взрослая, как Раиса, она не задумываясь сказала бы Тулкуну: «Я буду всегда с тобой рядом, никогда не оставлю тебя в беде. И не из-за жалости, а потому что ты хороший, ты настоящий герой».

Не пришла Раиса к Тулкуну Кабулову и на следующий день. И тогда он всё понял. И когда Валя принесла ему записку от его «невесты», он не разрешил прочитать её. Взял брезгливо и порвал.

Через месяц — в жаркий август Валю пригласил к себе начальник госпиталя. Он поздоровался с нею, как со взрослой, за руку, пригласил сесть.

-Просьба к тебе, Валя. Проводи капитана Кабулова до Ташкента. Посмотришь далёкий огород, отдохнёшь и дело выполнишь большое. Решили врачи, что не всё потеряно, может быть знаменитый учёный Филатов вернёт ему зрение. А клиника Филатова пока там, в Ташкенте. И дом там у капитана, фрукты, овощи, мёд— всё это ему нужно. А тут такое дело: не сегодня-завтра госпиталь могут переместить ближе к фронту...

-Не нужно уговаривать меня, — перебила Валя. — Надо, значит нечего время терять, я согласна.

На следующий день Валя поехала на рынок за продуктами в дорогу. Присмотрела кучку огурчиков меленьких и лук свежий в ведре с водой.

-Почём продаёте? — спросила Валя и, подняв глаза, вздрогнула: за прилавком Раиса.

-Тебе подешевле отдам, — ответила торговка. — Бери, нежинские.

-Боюсь, как бы не заболел Тулкун от твоих огурцов, — сказал Валя. — Куплю у кого-нибудь другого.

-Не дурачься, погоди. Если он просил, я и так дам. Сколько надо?

-Отнеси сама, а я их возьму.

Валентина уже отошла к другой торговке, но Раиса вдруг оказалась рядом.

-Ну ты пойми, дурочка, зачем нам с тобой связывать руки слепым женихом?

-Иди, торгуй. А мне некогда выслушивать твои нравоучения, — отрезала Валя.

В тот же день Валя выехала с капитаном Кабуловым на Казанский вокзал. Их провожала Валина мама.

В одной руке капитана был чемоданчик, а другой он держался за локоть Вали. Все видели, как молоденькая красивая девушка гордо вела стройного, подтянутого раненого офицера в новом обмундировании. На груди офицера — два ордена Отечественной войны и орден Красного Знамени и медали. В воинском зале у кассы офицеры расступились, и Валя без очереди взяла два билета до Ташкента.

В купе ехали вместе с ними две женщины. С Тулкуном они разговаривали на своём, узбекском языке, но он всё переводил Вале. Женщины живут где-то в районе, выращивают хлопок и фрукты. Пока ехали, проводник несколько раз приносил чайник с кипятком и пиалы. У соседок был чай, и они поделились с капитаном.

Чем ближе подъезжали к столице Узбекистана, тем больше волновалась Валя, хотя и не выдавала своей тревоги. Она смотрела в окно, восторгалась и песками, и верблюдами, и выгоревшими на солнце необъятными степями, и причудливой придорожной растительностью, которую видела впервые. А в мыслях старалась представить, как приедет в Ташкент - и передаст капитана родителям и что скажет им в утешение. Но больше всего думала о том, как же теперь будет жить Тулкун, если ему не помогут врачи и он останется слепым. Но говорить с ним об этом не решалась. И о фронте говорили мало. Рассказывали друг другу о своём детстве, о друзьях; и однажды, когда они стояли у окна и Валя говорила капитану, что она видит перед собой, он потрогал её волосы и сказал, что Валя стала взрослой, рассудительной. Жизнь заставила ёе быть не по годам взрослой. Даже голос стал другим, совсем не детским, как в начале войны.

Уже когда подъезжали к вокзалу, соседка по купе сказала, что они возили в Москву свои сбережения. Много тысяч рублей сдали на строительство боевых самолётов. В чемоданах у них почётные грамоты, полученные в Москве.

Валя восторгалась поступком узбекских патриотов, а Тулкун почему-то загрустил. Когда Валя сказала, что виден город, скоро он будет дома, капитан вдруг взял руку Вали, крепко сжал:

— Я так благодарен и обязан тебе. Возьми деньги себе на подарок...

Это очень обидело Валю, и она резко ответила:

-Ты что, брат Раисы? У той на уме одни только деньги.

-Прости, — прошептал Тулкун. Губы его вздрагивали.

Валя помогла капитану выйти из вагона. На перроне к ним никто не подошёл, и девушка повела его к скверику против вокзала, где стояли и легковые и грузовые машины.

-Я попрошу какого-нибудь военного водителя, и он отвезёт нас к вам домой, — сказала Валя. — Подождите здесь.

В это время послышался шум. Оглянувшись, Валя увидела, что к ним бежали люди. Бежали и взрослые, и девчонки, и мальчики, и несколько мужчин. Они обступили капитана, обнимали и целовали его, а женщины плакали в голос, поднимая руки вверх. Валя оказалась в сторонке от толпы, не смогла подойти к Тулкуну, когда его усаживали в легковую машину.

Валя осталась одна возле изгороди сквера. Было очень жарко. Она выпила подряд два стакана газированной воды. Постояла немного и пошла на вокзал, там прохладнее. Села на лавку. У кассы толпа людей. Сначала хотела занять очередь за билетом и уехать в Москву, но, подумав, решила, что нужно побывать в доме капитана, узнать, смогут ли сами найти клинику знаменитого Филатова. А уж потом неплохо и город посмотреть. Столько слышала о Ташкенте и уехать, не увидав его площадей и улиц, знаменитых базаров, где так много фруктов и овощей, она не могла. Подумала, что в доме капитана, вероятно, сейчас не до веселья. Возвратился он слепым, и насколько это тяжело и для него, и для родных, Валя понимала. Её визит сейчас будет некстати. Она решила повременить ехать к капитану. Захотелось побывать на базаре. Там всего полным полно: дыни, фрукты, восточные сладости.

Целый день Валя ходила по городу, разъезжала на трамваях и автобусах по Ташкенту. К вечеру возвратилась на вокзал. Заняла очередь за билетом. Узнав, что нужно стоять не меньше суток, Валя решила поехать к Тулкуну. И только теперь вспомнила, что и адрес, и все её документы в бумажнике капитана. Разве могла предвидеть Валя такую неразбериху при встрече с род-ными?

Не меньше был огорчён и Тулкун. Он думал, что Валя неотступно рядом с ними, а дома позвал её и удивился: нет провожатой, исчезла... Он тут же поехал со своими родными на вокзал, но Валя в это время ездила по городу...

В доме все были в тревоге и растерянности. Пропала девушка... Где теперь искать её?

А Валя тем временем сидела в сквере недалеко от вокзала и горько плакала. Было очень обидно, что Тулкун уехал, не попрощавшись с ней, не возвратив ей документы... Обидно было и потому, что она не до конца выполнила приказ начальника госпиталя, не сдала больного в глазную клинику Филатова, а просто- напросто проморгала капитана. Что делать, где искать?

В сквере, где сидела на лавочке Валя, играли дети — симпатичные девочки и мальчики. Они утешали её, предлагая кто игрушку, кто носовой платок, чтобы вытереть слёзы. Валя обратила внимание, что среди детей было не так много узбеков. И лишь потом догадалась: Ташкент в войну стал огромным детским домом для эвакуированных ребят из западных областей страны.

-Почему вы плачете? — спросила воспитательница. — Что у вас случилось?

Валя рассказала всё Ларисе — воспитательнице детского дома, и та успокоила её, пригласила к себе ночевать.

Спали вместе в саду и долго говорили, рассказывали друг другу о себе. Лариса оказалась из Воронежа, приехала с детьми двух-трех лет.

Утром Лариса сказала:

-Я отведу тебя в Центральный Комитет комсомола Узбекистана. Там такие ребята! Помогут тебе и отправить капитана в клинику Филатова, и купить билет в Москву. Комсомолку из Москвы, да ещё такую, как ты, не оставим в беде.

-Что ж, проводи,— согласилась Валя.— Иного выхода нет.

Пришла Валя в пионерский отдел. Там и рассказала о себе, о том, что случилось с ней в Ташкенте.

—- Не переживай, — успокоила ее заведующая отделом Рустамова, молодая энергичная девушка. — Всё уладится, мы поможем тебе. Сейчас наведу справку в военкомате, узнаю адрес и поедём к Тулкуну.

Через час-полтора Рустамова и Валя выехали к Тулкуну Кабулову. В дороге Рустамова рассказывала о том, как Узбекистан помогает фронту, как много здесь работы для молодых, энергичных...

Валя слушала молча. Но решение уже было принято— она остаётся. Это — веление её сердца, её комсомольский долг.

Назад