|
Дуболго Пичай. Сосновая женщина
(по мотивам мордовского эпоса)
Мордовский хан Бату увидел как-то деву,
И помыслы его она в полон взяла,
Была стройна, нежна, как серна грациозна
И кажется не шла, по воздуху плыла.
Черны, как смоль у девы были косы,
И тонкий, гибкий и изящный стан,
Блестящие глаза её раскосы,
А брови - крылья сокола сапсан.
А если поведёт она плечом,
Да топнет горделиво оземь ножкой,
Тогда всё станет хану нипочём,
Готов он падать ниц пред этой дикой кошкой.
А звали эту деву - Дуболго,
Красавицей она слыла по праву,
А кто пытался ею завладеть,
Тот получал урок борьбы немалый.
Уж за себя умела постоять
И можно было тех мужчин понять,
Которых опозорила она,
Победа ведь была её сполна
Но хан намерен был на ней жениться,
Совсем не собирался отступиться.
И на коня уверенно садясь,
Как - будто бы дразнила к хану обратясь:
- Догонишь ли ты ветер? Догони!
А сможешь ты звезду достать? Бери!
Я не твоя и я твоей не стану,
А ту звезду я и сама достану!
Коня пришпорив, ускакала прочь,
Не в силах хану был никто помочь.
В становище её он присылал подарки:
Накосники, височные привески,
Меха и кожи, девичьи наряды,
Но это всё вновь было бесполезно.
- Не присылай мне никаких нарядов!
Я не приму, мне ничего не надо!
Панго надеть ещё я не готова,
Пусть косами играет ветер снова.
И не беря даров, она сказала:
- Степной простор, охота и рыбалка,
Свобода - вот моя отрада!
Так время шло, на битву хан уехал,
Сражался смело, жизни не щадя,
Всё потеряло смысл, душа окаменела,
В молчании страдал, любовь в себе храня.
Он понимал, победа будет трудной,
Ведь Дуболго всегда слыла премудрой,
И чтобы этой девицы добиться,
Ему придётся сильно потрудиться.
Была она свободна и отважна,
Но вот с недавних пор легла на сердце грусть,
Решила, что груба была напрасно:
- Как он вернётся, сразу извинюсь.
И думая всё больше о Бату её другие мысли посетили:
- Он так внимателен и искренне влюблён,
Как жаль, что не поговорили.
А вдруг он смерть найдёт на ратном поле боя,
А я останусь жить с такой большой виною?
О, если он вернётся с битвы той,
Пусть раненый, но главное - живой,
Его я отвергать уже не стану,
Гордыню усмирю, глумиться перестану.
Да, не один так месяц пролетел,
И Бату хан врагов всех одолел.
Остатки войска приведя домой,
Обоз с добром привёз он за собой.
Гончарная посуда, ткани, шёлк,
Бочонки с мёдом, упряжь, шкуры, воск,
А так же гривны, пряжки, пояса,
Не уж -то всё отвергнет девица-краса?
Последняя попытка, так решил
И Дуболго в шатре он навестил.
К её ногам тот час же бросил луки, стрелы,
Заморский акинак - подарок не для девы,
И пояс кожаный украшенный чеканкой,
Быть может это станет для неё приманкой?
И обувь шёлком шитую и мех,
И главное, подарок не для всех - коня,
Что краше в стане не найдёшь,
Посмотришь - и на веки пропадёшь.
Любой кочевник за него себя продаст,
Как за невесту калым огромный даст,
Но хан одной лишь ей коня припас
В надежде, что смягчит в этот раз.
Набравшись храбрости, став на одно колено,
На сей раз обратился к деве смело:
- Очей моих отрада, Дуболго!
Чем я владею, всё возьми и знай,
С минуты этой будет всё равно
Отвергнешь или нет, сама решай!
Душа моя не ведает покоя,
Не буду больше бегать за тобою!
Я выйду в степь, на землю лягу и умру,
Пусть предки душу заберут мою
А тело - пусть шакалы разорвут,
Не жить мне без тебя, я не останусь тут.
Притихли все в шатре, что ж девица решит,
Прогонит, иль быть рядом разрешит?
И в тишине её раздался голос:
- Подарки не возьму, но ты не будешь холост!
Тебя я полюбила за другое,
За смелость, за отвагу в схватках боя,
За мужество, уверенность в себе,
Красивую посадку на коне,
Мы рождены с тобою друг для друга!
И я отныне, верная супруга.
Был знатный пир, костры в степи горели,
Бараньи головы в больших котлах кипели,
И бычьи туши на вертелах крутились,
Вокруг костров мордовки суетились.
Шурпа и бешбармак, румяные лепёшки,
Арбузы, фрукты - всё разложено на кошмах.
И приглашённых тьмы наехали с Орды:
Князья-татары и монголы,
Мокшане и эрзя - бедовые,
Камлание устроили и битвы на мечах,
Шаманы в бубны били, в такт у костра крутясь,
Хозяева радушно угощали,
Все ели, пили, хана поздравляли,
В шальварах девушки пред ними танцевали,
Под домбары напевы, в отблесках огня,
С распущенными в танце волосами,
Монистом на запястиях звеня,
Казалось, птицами ввысь взмоют над шатрами.
Кочевники устроили борьбу,
И с лошадей козла конечно драли,
Забава эта будоражит кровь
И перед нею устоишь едва ли,
И лишь через неделю заметно притомились,
Отправились домой, да, славно нагостились!
Большой шатёр, украшенный коврами,
Обшиты шёлком подушки под боками,
Кальяны и кувшины, кысы и пиалы,
И полог шитый золотом нависший над диваном,
И в клетках птицы райские - всё для невесты хана.
Они наговориться не могли
И их глаза сверкали, как алмазы,
Во взглядах - целые моря любви,
Они тонули в них вдвоём и сразу.
Но их манила степь, где был такой простор
А здесь, в шатре, любви их места мало.
Они бежали прочь, им было так легко
От удовольствия в лугах и на полянах.
Прогулки под луной, и скачки по степи,
Катанье в челноке изгибами реки,
И летнее купание на плёсе,
Большое счастье их любви приносит.
Мир рисовался в ярких сочных красках
Степь золотилась под куполом небесным
Венец любви увидели все сразу:
- Наследника нам принесёт невестка!
Уже забыты скачки на коне,
И располневший стан теперь не гибок,
Походка мягче, головка в калфаке,
А ножки в тёплых кожаных ичигах.
Покай, богато вышитый на ней,
Запон, в котором женщина скромней,
Паньжат холщёвый одежду завершает,
Всё говорит о том, что скоро мамой станет.
Прекрасна в положении своём,
Особенно когда ты не одна, вдвоём.
И вот настал тот главный час!
Долой мужчин прогнали с глаз,
В кумганах воду и холсты
В шатёр всё быстро пронесли
И повитуху провели, ну сделали всё, что смогли.
Проходит время, сам не свой сидит с поникшей головой Бату,
Вокруг него друзья, и монотонно в бубны бья
Шаманы песню завели, скакать принявшись у огня.
Уже и жертву принесли, тут шепчут все ему:- Смотри!
Старуха вышла из шатра и как безумная пошла,
В крови испачканы все руки,
Лицо в слезах, какие муки написаны в её глазах,
Должна сказать всю правду, как?
Жены уж больше нет, её забрали предки,
Но ты, Бату, не одинок, есть у тебя теперь сынок!
Свинцовые тучи над степью, над станом,
Нельзя передать, что тут сделалось с ханом.
Он страшно завыл, в зверя вдруг обратясь,
Грыз землю, царапал лицо повалясь.
Никто не решался к нему подойти
Ободрить, утешить, слов добрых найти!
- За что, как же так, чем же я провинился?
Он выкрикнул в небо и в плаче забился.
И лишь через сутки притихший, усталый,
Решился зайти к той, которой не стало.
На встречу ребёнка к нему поднесли:
- А это наследник, сынок, посмотри!
Он резко рукою его отстранил,
- Оставьте в покое, свет белый не мил!
И больше я видеть его не желаю!
Сегодня же к дальней родне отправляю.
И пусть на глаза попадаться не смеет,
Как может - живёт, ну а я как сумею.
На ложе, где было немало утех,
Лежала она, что прекраснее всех.
Бела её кожа и так холодна,
Как - будто из дерева стала она.
Припал он губами к челу и рукам:
- Тебя, Дуболго, никому не отдам,
Из дерева выточат образ любимый
И вечно он будет стоять над могилой!
Нависли над стойбищем чёрные тучи,
Гонит по небу их ветер могучий
И искры костров шатры освещают,
Гнетущее чувство беды дополняет ржанье коней,
Что в табун отправляют,
Бубен шамана, вой диких собак,
Надрывный плач женщин не смолкнет никак.
На возвышении, в центре кочевья,
Лежит Дуболго в окружении родных,
В платье парчовом и украшениях
И в ожерелье из бус голубых,
Десять массивных браслетов на ручках,
Шесть гривен чеканных украсили грудь,
Бляхи с ажуром из конских головок-
Так обрядили её в дальний путь.
В кургане над речкой её похоронят
И памятник дивной красы установят,
Из твёрдой сосны его выточил мастер,
В красивом лице беззаботность и счастье.
А как же иначе в четырнадцать лет,
Конечно важнее любви в мире нет!
В народе Пичай этот памятник звали,
В дальнейшем большое село основали,
И речка Пичава по камням бежит,
Как нежный её голосочек звенит.
А как же сложилась судьба Бату хана?
Как - будто его подменили с тех пор,
Из мягкого, доброго, мудрого хана, стал он
Как шакал, весь пропитанный злом.
Безжалостно с войском грабил соседей,
Метался в степи, как затравленный зверь,
Эрзя и калмыкам, болгарам, татарам
Он столько несчастий принёс и потерь.
И табуны скакунов угоняя,
Единоверцев в бою убивая,
Думал тем горе своё заглушить,
Страшный душевный пожар потушить.
В битве одной, был мечом он пронзён,
И где-то в кургане степном погребён.
Ветер развеял и память и след.
Был ли Бату? Может да, может нет.
Забыли о хане и след свой он стёр,
А имя Пичай нам близко до сих пор.
Поэтическое повествование. Сенокос
Посвящаю исконной Родине моих предков,
необъятным просторам Воронежской губернии,
на рубеже 19-20 веков
КОСАРИ.
Рассвет вставал над лесом, у реки,
Над взгорком, луговой равниной.
Тропинкой шли к покосу мужики
И издали, через траву видны, их спины.
Но разбредаясь по своим делянкам,
Сойдя с тропинки, разошлись пути,
А мы пойдём за косарём Демьяном,
За ним нам интереснее пойти.
На луг придя, косу свою поставил,
Зевнувши потянулся, члены все расправил
Ещё не отошедшие от сна,
Покуда голова виденьями полна.
И оглядев лежащую равнину,
Увидел дивную природную картину.
Приподнималось солнце, медленно, не спешно,
Окрашивая небо в малины нежный цвет,
И тьма попятилась, она уйдёт, конечно
И будет царствовать предутренний рассвет.
Ну а пока и контуры не чётки,
Тумана дымка над рекой висит,
От влажности, росы, штанины все промокли,
И ветерок бодрящий спину холодит.
Тут капельки запутавшись, дрожат на паутине,
Вдруг ухнул филин громко так, над головой,
А звук разносится так далеко и сильно,
Что слышен скрип уключины, не смоченной водой.
Ещё молчат и не проснулись птицы,
Ничто казалось бы не потревожит тишины,
Однако петуху в деревне вот не спится,
И крик и крыльев хлопанье слышны
Да ботало на шеях у коров,
Затеяв перезвон свой необычный,
На хлёсткий звук кнута,
В руке у пастуха, мычаньем стадо отвечало
Домашним и привычным.
Пора уж начинать, а то светает скоро
И оглянуться не успел уж полдень настаёт,
А с ним придёт жара, испепелить готова
Ну и работа вовсе не пойдёт.
Демьяну луг достался заливной,
Трава такая, что стоит стеной.
Тут медоносы чабер, донник, клевер,
Целебные - мать-мачеха, ромашка, чистотел,
В добавок к ним цикорий и пастушья сумка,
А в общем, даже это не предел,
Здесь можно насчитать названий тридцать,
На разнотравье стоит подивиться.
Ну, мать, не подведи!- косе Демьян сказал,
Поставив пяткой на земь, он оселок достал,
Смочив слюной, вцепившись в рукоятку,
Стал править косовище размашисто и хватко,
Чтоб жало острое косы не подвело,
Удобно и легко работаться могло.
Да сыромятный ремешок на волосы надел,
Ему помеха не нужна косить, как захотел.
И подкатавши рукава всё ж начал понемногу
С усердьем не забыв сперва помолиться Богу.
Легка, прикладиста коса, удобна, очень крепка,
Лишь слышно было вжах-вжих, вжах-вжих,
В руках держал её косарь сноровисто и цепко,
Рядами падала трава, ложилась за спиной Демьяна,
И пряный, терпкий аромат дурманил ноздри пьяно.
Природа просыпалась постепенно,
День обещал быть хлопотным, наполненным работой,
А если ладится она, бывает петь охота.
Демьян запел сначала потихоньку,
И песнь старинная попала в такт косе,
Окрепший голос молодой добавил громкость
И полилась она над лугом и к реке.
Он пел о рекруте и о тяжёлой доле,
О преданной жене, что всё солдата ждёт,
А он-то в армии находится, в неволе,
Беда, что сын в деревне без отца растёт.
Косил Демьян, не замедляя ход,
Косил во весь размах, так, как рука берёт,
Упругие травинки подломлено клонились,
И ровными рядами по бокам стерни ложились.
Пот градом тёк и застилал глаза,
Косоворотка вымокла, прилипнув к телу,
Между натруженных лопаток соль видна,
Рубаха от неё вся побелела.
Настроен днём одним, управиться с косьбою,
А завтра уж намечено другое.
И пот с волос в траву летел,
Демьян не утирал его, остановиться не хотел.
Но всё ж пришлось, почувствовал, что притупилось жало,
Так вышло, он то не устал, а вот коса устала.
Пучком вновь скошенной травы отёр её, как смог,
И из-за пояса достал лежавший оселок.
Управившись, решил и сам немного подкрепиться,
Достал суму, чтоб хлеба съесть и молока напиться.
Жена ему с собой дала, что было, то и собрала.
Демьян двумя руками крынку взял,
И жадно, с наслаждением устами к ней припал,
И разделяясь две молочные струи
С губ по усам и бороде его текли.
Когда же жажду утолил,
Краюху хлеба преломил
И стал неспешно запивать,
В раздумье хлеб ржаной жевать:
- Да, а укос сё лето добрый,
Зимой не будет скот голодным,
Бог даст и мы перезимуем,
Когда мороз во всю лютует,
Да если пусто в животе,
Тогда уж точно быть беде.
Скорей закончить бы покос,
В дому работы много,
Да завтра баб с собою взять,
Чтоб сено стали собирать,
Быстрей копёшки наметать,
Не подвела б погода.
Демьян подгрёб к себе траву,
Соорудив подушку,
И мягкость сбора лугового
Он ощутил макушкой.
Решил немного отдохнуть,
А коль получится вздремнуть.
Его окутал тотчас дух,
Медовый, терпкий, мятный,
Нанюхавшись увидеть сны,
Надеялся приятные.
И образ жёнушки своей,
Красавицы Ульяны,
Отчётливо, как наяву,
Привиделся Демьяну:
-Такая ладная и статная молодка,
Смешливые глаза и горделивая походка,
В руках всё спорится, хозяйка хоть куда
И не чурается крестьянского труда.
А уж певунья, голосистей не сыскать,
Запляшет - просто глаз не оторвать.
Спасибо Господу, объединил их в пару,
В веселье и труде они дадут всем жару!
Да только вот с годами их чувства охладели,
Проблемы бытовые умами завладели.
Намаявшись ложатся в постель спиной друг к другу
И жизнь однообразно давно идёт по кругу.
Так, смежив веки, размышлял Демьян
Приятным состоянием и негой обуян.
Вокруг же всё живое пробудилось,
Пищало, стрекотало, шевелилось.
Цикады заглушали жаворонка трели,
Лягушки на реке нестройным хором пели,
Жужжали пчёлы, собирая свой нектар,
А над лицом Демьяна затеял писк комар
И тот не выдержал, встряхнувшись сел,
Хотя и задремать-то не успел.
Но в жизни так порой бывает,
Сюрприз природа припасла,
И к месту, где косцы косили,
Гроза по небу тихо шла.
Так настроенье нагнетая,
При этом звук не издавая,
Она, пугая чернотой
Тащила дождик за собой.
ГРОЗА
Сперва невнятные раскаты,
Как бы почудились вдали,
Сверкнуло. Раз-другой.
По небу не облака, а тучи шли,
Подул, усилился прохладный ветер,
Приход грозы всем сразу стал заметен.
Как по команде смолкло всё живое,
А напряженье возросло, как перед боем.
И стали гнуть стволы берёзки,
Осинки волновались трепетно дрожа,
А лист сухой подхваченный порывом,
Назад ложился, в воздухе кружа.
Рябь побежала по воде, кувшинки сбились кучей,
И глухо зашуршал камыш, под натиском могучим.
Напором ветра нежную пыльцу с цветов стряхнуло
И ввысь поднявши, по округе вмиг раздуло.
Демьян надеялся, пока не началось,
Клин небольшой скосить бы удалось.
За дело принялся, рубаха парусом надулась,
Настойчиво косу стал ветер вырывать,
Удача видно отвернулась.
Но надо знать и нрав Демьяна,
По жизни он мужик упрямый,
Уж коль задумает чего,
Не своротить уже его.
И только дождь накрапывать принялся,
Он всё закончил и домой засобирался.
К тропинке мужики со всех сторон бежали,
Попасть в деревню до дождя удастся им едва ли.
Перекликались и друг друга подгоняли,
Звук голосов терялся в общем гаме.
А непогода свою силу показала,
Вокруг сверкало, дребезжало, грохотало
И от раскатов гулких, с диким воем,
Земля дрожала не найдя себе покоя.
Клубились тучи чёрные, густые,
К тому же ветер подгонял их неустанно,
Вдруг росчерком по небу прочертило
И с силой вниз удар направлен прямо.
И в тот же миг поднялся гулкий рокот,
Он подбирался, угрожал со всех сторон,
Потом, секунду помолчав, как с неба грохнет,
Как будто с треском, кто-то, что-то расколол.
Но вот уж робко капли застучали,
И были единичные вначале,
Потом всё чаще, гуще, неуёмно,
Начался ливень, водяной стеной огромной.
И звуков невозможно разобрать,
Ведь мерный шум дождя заставил всех молчать.
Он то усиливался, то сходил на нет,
И тьма заволокла, на время белый свет.
Так было несколько минут, да вдруг - иссякли силы,
Всё реже всполохи и тише дождь,
Грозу всё дальше уносило.
И даже гром уже не страшен, вдали рокочет и ворчит,
На горизонте посветлело и дождик сеет, не стучит.
И в одночасье прекратилось,
Запахло свежестью, озоном,
Природа будто бы умылась,
Всё было по её законам.
Ещё не веря, что ненастье пролетело,
Живое всё молчало, до поры терпело.
Но как на небо выглянуло солнце,
Всё ожило, встряхнулось, забурлило
И дружно, в лад загомонило.
Цикады первыми начали,
Их птицы сразу поддержали
И с ними разделяя счастье,
Лягушки празднуют конец ненастья.
А аромат травы, вновь скошенной Демьяном,
Усилился грозой и сделал воздух пряным.
Дождь напоил, насытил влагой местность,
И предалась покою вся окрестность.
Сам воздух стал прохладнее, приятнее, свежей,
А ставши полноводнее река,
Бурливей свои воды понесла и веселей.
ЛЮБОВЬ и СТОГА
Наутро, вся семья Демьяна,
Жена - красавица Ульяна,
Дочь Настенька и сын Лука,
Отправились с отцом в луга.
Чтоб ворошить вновь скошенное сено,
Просушенным сложить в валки,
Затем стянуть в копёшки непременно,
А уж потом метать свои стожки.
И днём одним пожалуй не убраться,
Придётся в поле ночевать остаться.
Страду уборки сена народ крестьянский любит,
Возьмёт еды побольше, гармошку не забудет,
Жалейки и пищалки, всё может пригодиться,
Днём поработать славно, а ночью - веселиться.
Цветные сарафаны, нарядные платки,
У мужиков рубахи и чистые портки.
Принарядиться надо, работа эта - праздник,
А ввечеру- сливуха, шмат сала да сивуха
И песни до утра, до крика петуха.
Разбились по делянкам, но ужин всей артелью,
Стол вместе накрывали и вместе песни пели,
В берёзках ночевали, сообразив шалаш,
А молодёжь гуляла у них был свой кураж.
Катались ночью в лодке, играли на песке,
Барахтались, визжали, дурачились в реке.
Умаявшись мамаши спят богатырским сном,
А дочери целуются под ивовым кустом.
Да спозаранок молодёжь никак не растолкают,
И то, как ночку провели, родители не знают.
Вот вышло солнце, стали траву ворошить,
Чтобы добротней можно было просушить,
Раз несколько прошли туда-сюда, ворочая её граблями,
Покуда испарится влага вся
И сено сухо зашуршит у женщин под ногами.
Теперь его пора в валки валять,
Затем из них копёшки создавать.
Тяжёлый труд, да под палящим солнцем,
Стекает пот и ломота в спине,
Но если скот зимою не накормишь,
То горше и больнее будет всем вдвойне.
Над головами оводы летали, ужалить норовя,
И бабы так визжали, стараясь всё прикрыть лицо,
Чтоб те не искусали.
А копны к вечеру большие получились,
По пять иль даже семь пудов,
Так ночку постоят, ещё подсохнут,
Приступят по утру к метанию стогов.
Демьян с женою, взявши рушники,
Вдвоём, к реке помыться тропкой шли.
В рубахе вышитой, понёве и запоне,
В онучах, лапоточках на ногах,
Жена Демьяну показалась всех достойней,
И всех усерднее работавшей в лугах.
- Какая ж славная Ульяна у меня,
Гайтан ей подарю, дождусь Святого дня,
Чтоб в храм пошла нарядная на службу,
Да, баловать жену конечно нужно.
Вилась тропинка меж берёзок,
Лужаек полных полевых цветов,
Ромашек, колокольчиков, кукушки слёзок,
Два раза наклонился и вот букет готов.
Демьян его Ульяне преподнёс,
Растрогал этим женщину до слёз.
Стянула с головы она повойник,
Освободив роскошных кос виток,
Сползли, как змеи у неё по шее,
Не удержал их даже гребешок.
Она кокетливо вдруг бровью повела,
Нагнувшись земляничку сорвала
И рассмеялась алыми губами,
Как будто снова девушкой была.
Вдруг побежала по тропинке к речке,
Понёвы край мелькнув исчез вдали,
Забилось видно у неё сердечко,
Иначе б молча и степенно рядом шли.
А над рекой повис туман,
Вода - парное молоко,
О бережок легонько плещется волна
А дышится так вольно, так легко!
И истомлённое, жарой, работой тело,
Реке Ульяна отдала свободно, смело,
И наслаждаясь влагой благодатной
Она тихонько поплыла вперёд, потом обратно.
Он в два гребка её догнал
И долго страстно целовал.
Уж так случилось, чувства обновились,
Как в молодости вновь они влюбились.
Тому способствовал наверно сенокос,
Который в годы юности их мысленно унёс
И отрешившись от обыденности дома,
Им вспомнилось, что было так знакомо.
Вмиг пробудилась чувственность, угасшая любовь
И наслаждение близости испытали вновь.
Их закружила благость неземная,
Кто испытал, конечно это знает.
Брели назад к артели
И глаз поднять не смели
Как будто могут что-то увидать,
И по зардевшимся Ульяниным щекам,
Их настроенье угадать.
Детей своих особенно стеснялись,
Но слава Богу, те навстречу не попались,
Гуляли видно где-то с молодёжью,
Ну и прекрасно, так оно надёжней.
А там вечерять собирали,
Рядно большое расстилали,
В котле готовилась сливуха,
И плыл дразнящий запах жаренного лука.
Стряпуха глиняные миски расставляла,
Хлеб, сало, зелень нарезала.
А ложка деревянная у каждого своя,
Её за пояс клали, на сенокос беря.
По чарке пропустили, чтоб завтра было вёдро,
Дожди сейчас некстати, работа будет долгой,
Да по - второй налили, чтоб заготовить впрок
И вышел непременно большой, хороший стог,
Ну а по -третьей, чтоб покрепче спать,
Ведь завтра спозаранок придётся всем вставать.
Смеркалось, тут же разбрелись,
Улёгшись в шалашах и под навесом,
И распустила крылья ночь
Над лугом, над рекой, над лесом.
Уснули все, уставши от жары,
Не потревожат даже комары.
В звенящей тишине доносится из дали
Негромко ржание коней,
Которых конюхи в ночное выгоняли
С утра шум, оклики, весёлый смех,
Уже давненько решено, кто подаёт, кто принимает,
И место это каждый знает.
Внизу мужчины, руки из покрепче,
Поднять на вилах сено им полегче,
А женщины, те сверху принимают,
Укладывают сено, приминают.
Работа спорится, а стог растёт,
И дело видимо к концу идёт.
Ну всё, управились, до нового покоса,
Теперь скорей домой, в сарай поставить косу,
Да баньку истопить попариться, помыться,
Да щец горячих похлебать, да молочка напиться,
Потом в постель, чтоб выспаться, забыться.
А что же на лугах с уходом косарей,
При них так шумно беспокойно было?
Там наступил покой, всё стало, как всегда,
А к вечеру и солнце с небосвода в даль уплыло,
Малиновый закат на горизонте проступил
И сумерки пейзаж дневной сменили,
Туман, родившись над рекой, собой стога закрыл,
Они как будто по волнам поплыли.
Как великаны, исполины, горбатятся в ночной тиши,
Размыты контуры подчёркивая силу,
Стожар копьём покажется в глуши.
И дополняет впечатленье выпи крик,
А филин ухая, совсем к земле приник,
Его дразнит и возбуждает писк мышей,
Охотиться вольготнее в отсутствие людей.
Всё возвратилось на места свои,
Блаженство опустилось на луга,
Рассвет приблизится и трели вновь слышны,
Ландшафт дополнили огромные стога.
***
А главное, что сенокос сплотил людей
Они друг к другу стали внимательней, добрей.
На помощь приходили и пищею делились,
Ну а Демьян с Ульяною, как в юности влюбились.
Так хочется, чтоб счастья им досталось,
Чтоб чувство светлое в них навсегда осталось,
И дети их росли в любви и пониманье,
Бесспорно, для семьи ценнее нет желанья.
|
