| |
Мы уходим на северо-запад…
Мы уходим на северо-запад,
И рыдает, и пляшет перрон.
Но гармонь, задохнувшись внезапно,
Замерла, и притих батальон.
Санитарного поезда скрежет,
Весь в бинтах командир у окна…
Кровью, пеплом, горелым железом
Вдруг в лицо нам дохнула война.
Мы не знали ни ран, ни санбата,
Смерть гуляла пока в стороне,
И сурово глядели солдаты,
Не бывавшие там, на войне.
- Разгружаемся! Быстро! Не мешкай!
На носилках героев несли,
Их укладывали на тележки,
Подавали им костыли.
У танкиста поблёскивал орден,
Был танкист молодой обожжён…
И застыл караулом почётным
Необстрелянный наш батальон.
И белело не поле ромашек –
Под созвездьями красных крестов
Поле гипсовых белых рубашек,
Поле белых халатов, бинтов.
Заглушая сиреневый запах,
Госпитальный знобил холодок… …
Нам пора. Нам на северо-запад.
Раздаётся прощальный гудок.
Мать-Россия
Ночь. В размытом сиянии звёзд,
Взвихрив лунную паутину,
На куски разорвал бомбовоз
Неба светлую круговину.
Я упал в подорожник.
Мне жить не судьба.
Я лежу окровавлен, почти бездыханен…
Но Россия перстами касается лба:
- Подымайся, сыночек.
- Я ранен?
- Да, ранен…
И опять, забинтован, с пехотой иду
Всё вперёд, всё на запад, круша окаянную силу…
Воедино сливались в предсмертном бреду
Образ Матери и России.
Зёрна
Я помню: был смертельным грузом
Взрыт косогор, как близ реки.
Дымясь на поле кукурузном
Светились зёрен угольки.
Бой отгремел. Пожар потушен.
И мы ушли за косогор…
А эти зёрна жгли нам души
И обжигают до сих пор.
У подножья высотки
Мы лежим у подножья высотки,
Но – сигнал! И на вражеский дот,
Не жалея охрипшие глотки,
Вновь бросаемся с криком: «Вперёд!»
Мы ползём, обдирая колени,
Под огнём ураганным во мгле,
Чтобы новое поколение,
В полный рост поднялось на земле.
Свищут пули, сбивая пилотки.
Мы всю ночь выбиваем врага,
Чтоб на той поселились высотке
Тишина и покой на века.
Всё помнят дороги
Всё помнят деревенские дороги:
Как шли по ним солдаты на войну,
И стон колёс, и вдов босые ноги,
И сена полусгнившую копну.
И то, как отощавшую корову –
Кто за ноги, кто за рога – подняв,
Везли на дровнях те же вдовы
На первые проталинки, в луга…
Исхлёстанные ливнями тревоги,
Изрытые, в воронках и в пыли,
Всё помнят деревенские дороги,
Которые к Победе нас вели.
Память о войне
Разнотравья медвяный запах.
Безмятежность, покой, забытьё…
Отчего же опять внезапно
Жалит памяти остриё?
Закрываю глаза – на мгновенье
Мне покажется: грохот, война,
Я взрываю кольцо окруженья,
Гимнастёрка обожжена…
То ль пробитая дзенькает каска,
То ль звенят на ветру тальники…
А открою глаза, вижу – ряска,
Влажный берег, желтеют пески…
Благодатного лета стихия,
Небо тронуто голубизной…
Окружает меня Россия
Разнотравьем и тишиной.
Памятник павшим
Эти мосты и ангары,
Эти дворцы, телебашни,
Эти сады и бульвары –
Памятник павшим.
Неузнаваемо светел
Город боёв рукопашных.
Школы его и дети –
Памятник павшим.
Был он бомбёжкой вздыблен,
Некогда гарью пропахший,
Пахнет сиреневым дымом –
Памятник павшим.
Полк, погибая гордо,
Смерть и забвенье поправший,
Лёг под фундамент города –
Памятник павшим.
Яблони этих усадеб,
Эти за городом пашни,
Мир новоселий и свадеб –
Памятник павшим.
Колокола памяти
Век на исходе.
Колокольный звон
Плывёт, плывёт из глубины времён.
Не заглушить его
и не переупрямить:
То говорит разбуженная память.
…Глухой и тёмной ночью
по навету
Людей сажали в чёрную карету,
Везли на золотую Колыму,
В проклятую, неведомую тьму.
И, как по мёртвым, женщины кричали,
А совести колокола молчали…
Изба. Плетень. Две грядки да крыжовник…
Сначала птицеферма и коровник,
Сначала разбирались со скотом,
А с человеком-винтиком – потом.
Сады посохли на краю села –
Молчали совести колокола…
Над пашней, чистотой берёз плакучих,
Там, где бомбёжек, свастики паучьей
В сердца впечатан след на много лет,
Где не было ни хаты, ни кола,
Звоните, памяти колокола!
Напомнив о подвижниках забытых,
Будите совесть равнодушных, сытых!
Чтобы земля дышала и цвела,
Взывайте к разуму, колокола!
Колосья
Не знаю слаще упоенья,
Чем видеть в поле поутру
Упругое сопротивленье
Ржаных колосьев на ветру.
И слушать голос перепёлки,
И запах спелой ржи вдыхать…
Ни озера и ни просёлка
Из-за колосьев не видать.
Какая мощь! Какая сила
До горизонта разлита!
Мы – чернозёмный пласт России,
В нас – древний дух и могута.
Топтали Русь и жгли татары,
А мы на этой самой ржи
Опять всходили, как опара,
Как тесто через край дежи.
Глядишь – и сошку держат руки,
И в рост пошли хлеба, трава,
И вместе с зёрнами все муки
Перемололи жернова.
Глядишь – опять румяны дети,
В селе невесты хороши…
Не раз держались мы на свете
На колоске той самой ржи.
Не раз от голода качало,
Но колос всех смертей сильней:
От колоска берёт начало
Большая нива наших дней.
Идёшь – и дума вольно зреет
О том, что хлеб стоит стеной,
И спелый дух пшеницы реет
На всей великою страной.
***
Все родники в России певчие,
Как птахи, как лесной рассвет…
Снега, дожди, сверчки запечные
Поют мне с детских ранних лет.
Малиновки и трясогузки,
Я с вашей музыкой в ладу.
Я ваши песенки на русский,
На свой язык переведу…
Ах, эта сладостная участь –
В степной равнинной синеве,
В ручьях, в рябиновой листве
Земли протяжную певучесть
Приметить, лёжа на траве!
Июль
Дожди, как в сотах мёд, копились,
Дышала свежестью река,
Над степью медленно копнились
Прожаренные облака.
И разразилось! Грома ярость,
Накаты ветра… И ветла,
Зелёный выгибая парус,
По океану ржи плыла.
Солома
Уносили меня с горы
По скрипучему снегу салазки…
И стояли наши дворы
В полушубках снежных, как в сказке.
А под вечер железным крюком
Из омёта я дёргал солому
И, обвязанный башлыком,
На салазках волок её к дому.
За окном завывала метель,
Мягкой лапой валила истома.
И светилась моя постель –
На полу, возле печки, солома.
Долго запах её живёт
И волнует меня, как бывало…
С сентября, зарываясь в омёт,
Лето в наших краях зимовало.
Татарский вал
Среди былинного простора,
Да, всё могла семья славян:
Горстями вычерпать озёра,
Насыпать шапками курган…
Границу русского упорства
Под медный колокольный гуд –
Вал земляной двадцативёрстный –
Возвёл простой сермяжный люд.
И если в наши степи рвался
Прожорливый незваный гость,
То этот самый вал Татарский
Был для него, что в горле кость.
Ломались копья боевые,
Ржавели под емшан-травой…
Где вы, огни сторожевые
Меж тихой Цной и Челновой?
Давным-давно истлели орды,
Чуть виден вал среди хлебов.
Но будто слышен голос гордый:
- Не сдался ворогу Тамбов!
Герб Тамбова
Три хлопотуньи-пчёлки,
улей –
Наш герб.
В нём – лето, зной, трава…
Пропахли воском дни июля,
И пахнет мёдом синева…
К спине рубахи прилипали,
С лица не отирая пот,
По капле люди добывали
Скупого счастья
трудный мёд.
И плач детей желтоволосых,
В руках усталой жницы серп,
И монотонный скрип колёсный
Напоминают старый герб…
Грозою отшумели годы,
Перепахал былое труд.
Дома, как солнечные соты,
На наших улицах растут.
Взгляни:
стал город выше ростом.
Как песни, наши дни светлы.
Тамбовцам свойственно
упорство
И трудолюбие пчелы.
Цна
Ты нравишься мне,
голубая,
В час полдня,
в июльский зной
Чешуйчатая, рябая
В ненастье ранней весной;
Малиновая на закате,
Купающая облака.
Когда в них врезается катер,
Подставив брызгам бока.
Люблю тебя на рассвете
Прозрачной порой октября,
Твой свежий
прибрежный ветер,
Сосняк, пионерлагеря…
Весна в Тамбове
Под воробьиный оголтелый
Весёлый писк и щебет
Весна пришла,
взялась за дело,
Сгружает плиты, щебень.
Скроив из синевы спецовку,
Ломая всё, что нам не нужно,
Она малярной кистью ловко
Орудует в районе южном.
На севере
и за вокзалом
Кварталы вижу обновлённые.
И песни петь мне приказала
Весна, дождями напоённая.
Весна в час утра голубого,
Лазурью застекляя рамы,
Разносит жителям Тамбова
О новосельях
телеграммы.
|
