Жариков, А. Д. Повесть о маленьком сержанте [Текст] / А. Д. Жариков; худ. Е. Т. Сердюченко. – Донецк: Донбас, 1987. – 64 с.

ДОРОГА

Только одно название — ботинки. А что толку, если пальцы ног торчат из них?

Володя нашёл местечко посуше, сел, разулся и с сожалением посмотрел на рваную обувь: «Куда теперь их? Нести неудобно, потому что шнурков нет и нечем связать. Бросить и идти босиком нельзя. Тётя скажет, что Валаховы совсем обедняли».

У дороги из чёрной как дёготь жижицы торчала палка. Володя обмыл её и насадил на сучок сначала левый ботинок, потому что он с дыркой побольше, а потом, как шапку, надел на конец палки и правый. Теперь шагать легче.

Весна в самом разгаре. Горланят грачи, солнце пригревает, в поле колхозники сеют гречиху. Хорошо весной! Так и хочется взлететь и петь, как вон тот жаворонок.

-Эй, берегись!

Володя обернулся. На сером в яблоках коне сидел усатый дядька с кожаной сумкой через плечо.

-Куда путь держишь? — спросил он.

-В деревню,— ответил Володя, щурясь от солнца.

-В какую?

-В Новую Васильевку.

-Далековато. Туда вёрст двадцать будет. Дойдешь ли?

-Дойду,— ответил Володя и посторонился.— Не маленький.

Конь под всадником гарцует, перебирает тонкими ногами, не стоит на месте. Только отпусти повод — понесёт, держись. «Счастливый дяденька,— подумал Володя.— Вот бы мне коня...»

-Садись подвезу,— неожиданно пригласил всадник, вытащив правую ногу из стремени.

Володя обрадовался. Швырнув рваные ботинки в грязь, он перепрыгнул через лужу и оказался около всадника.

-Вот так, ногу сюда, рукой за луку. Сокол сильный, довезёт,— улыб-нулся усатый всадник.— Не торопись,

Володя взобрался на коня и, усаживаясь впереди дяденьки, спросил:

-Вы командир?

-Нет, я уполномоченный из района. А ты кто будешь?

-Я Володька. Валахов моя фамилия. Это по родному отцу. А отчим Зайцев. Кривой. Может, слыхали? Это прозвище. А он и, правда, косоглазый.

-А где же твой настоящий батька?

-Бандиты убили. Это давно. Мы тогда в Сибири жили.

-Ну и как этот отчим?

-Изверг. Лупит меня. Вчера сумку порвал...

-Какую сумку?

-Сам сшил для книг. Витьке Кривой купил портфель, а мне нет. И никогда не купит.

-Это почему же?

-Отцом не называю. Витька слабохарактерный, называет. Разве это отец, ежели бьёт? Вчера опять лупил. Мамка хотела заступиться, так он и её отколотил. А что я, не человек?

-Плохи твои дела,— посочувствовал уполномоченный.— Неважно живёшь, дорогой мой человек Вовка.

-Конечно, неважно... Вот потому мать проводила меня в деревню к дяде Толе. Дядя Толя — самостоятельный, зря не обидит.

-И школу бросил? — удивился усатый.

-Там буду учиться,— твёрдо ответил Володя.— Зря шляться не стану.

-Это другое дело,— одобрил дядька и вдруг неожиданно спросил, при-жав к себе мальчишку: — Петь умеешь?

Володя сначала стеснялся подпевать, а потом тоже запел. Голосок тоненький, но певучий, как у жаворонка. Хорошо получалось у них. Едут и поют. Посмотрят друг на друга, улыбнутся и снова запоют. Много песен было спето. Даже «Интернационал» пробовали петь. Получалось. Сокол шёл под песню веселее. Шея дугой, гремит удилами и шагает в такт песни, как настоящая кавалерийская лошадь.

-Ну, Владимир,— сказал уполномоченный, когда они подъехали к развилке дороги,— хороший ты парень, подвёз бы я тебя и до колхоза Ильича, да времени нет. Видишь — труба? Это маслобойня. Иди прямо через луг, короче. Вон девочка обернулась, смотрит на нас, догони её, вместе веселей.

-Обойдусь, сам найду.

Володя лихо спрыгнул на землю, а уполномоченный нагнулся к мальчишке и сунул ему в руку аккуратно сложенные деньги.

Вот, ботинки купишь,— сказал он и пришпорил коня.

НАЧАЛО НЕУДАЧ

На краю деревни стоял приземистый кирпичный магазин, небольшой, но было в нём всего полным-полно. Выбирай что хочешь. Примерил Володя ботинки — в самый раз. Так и не снял их. На сдачу купил дяде Толе лезвия для безопасной бритвы, а тёте Любе флакон тройного одеколона. Взял конверт с маркой, чтобы послать письмо усатому уполномоченному, но, вспомнив, что ни адреса, ни фамилии его не узнал, вернул обратно.

Дом дяди Толи разыскал быстро: мальчишки помогли.

У порога, греясь на солнышке, лежала здоровенная лохматая дворняжка. Рядом с ней сладко спал щенок, похожий на медвежонка. Собака зарычала, потом басовито залаяла, но с места не тронулась. Щенок лениво открыл один глаз, зевнул и тоже залаял, хрипло и отрывисто.

Володя прикрыл калитку, испугался: чего доброго, новые ботинки порвёт.

-Тебе кого, мальчик? — спросила вышедшая на крыльцо женщина. Лицо её было припухшим, глаза красные.

-Дядю Толю. Я Володя Валахов, а моя мама сестра дядина.

-Проходи, проходи, не бойся, не укусит,— засуетилась женщина и, прогнав собаку, повела Володю в дом.

В комнате было чисто. На полу — домотканые дорожки, на стенах — расшитые полотенца и фотокарточки. Пахло горячим хлебом. Володе сразу же захотелось есть.

-Не успел ты, опоздал...— заговорила тетя Люба.

Мальчишка решил, что не успел к обеду.

-Ничего, я сыт,— ответил он,— мне мама на дорогу колбасы давала.

От упоминания о колбасе есть захотелось еще больше. Володя поставил

на стол флакон одеколона и положил лезвия:

-Это вам подарок.

-Зачем же? Я не бреюсь,— тяжело вздохнув, ответила тётя Люба.— Вот Анатолий был бы рад.— Тётя заморгала очень часто, и ее курносый нос стал красный, как редиска.

-Я это и купил для него,— проговорил Володя и, взяв со стола пачку лезвий, подбросил их на ладони, любуясь.— Ленинградские!

-Мать ничего не сказала или не знает?

-А что? — удивился племянник, не понимая причину грустного настро-ения тёти. Может быть, умер дядя Толя? Или случилось что-то неожи-данное?

-Толю опять в армию взяли,— объяснила тётя и всхлипнула.— Года не прошло, как отслужил, и призвали.

-Вот здорово! — обрадовался Володя.— Военным будет!

-Чему же ты радуешься?—обиделась тётя Люба, вытирая ладонями слёзы.— Не к добру мужиков берут в армию. Войной пахнет.

«Как это «войной пахнет»? — подумал Володя.— Вот горячим хлебом действительно пахнет, аж голова кружится...»

-Не бойтесь, пусть враги только сунут свиное рыло в наш советский огород,— сказал он, вспомнив слова из какого-то стихотворения о Красной Армии.— Нам не страшны капиталисты.

Тётя ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула.

Володя увидел на окне потемневшую от времени морковку, взял ее.

-Люблю морковь. У нас в городе шаром покати — ни одной нет.

-Эка невидаль. Вон целая кошелка. Бери.

Володя съел штук пять, а потом признался:

-Нет, не та стала морковь. Вот если бы с хлебом...

-Я вижу, ты голодный, а молчишь.

Тётя налила миску лапши, и не успела чугун затолкнуть в печку, как от лапши осталось одно воспоминание.

-А я-то думала, мать прислала тебя проститься с Толей,— вздохнула тётя.— Наказывала передать матери, видать, не сообщили.

...Уснул Володя, не раздеваясь, прямо на лавке возле стола. А проснулся на пуховой перине. Солнце ярко светило в окна, на дворе до хрипоты кричал петух. Тёти в доме не было.

«Отчего так сильно болит голова? — подумал Володя.— И ноги болят. А, это я устал...» Но когда ступил на пол, чуть не вскрикнул: ноги словно деревянные. Тупая боль в коленях. Шагать больно. Держась за стены и стулья, Володя вышел на крыльцо. Собака зарычала и преградила путь во двор. Пришлось задабривать. Взяв каравай хлеба, Володя начал отламывать от него кусочки и бросать их собаке. Через несколько минут он уже гладил её по шерсти, приговаривая: «Умная, хорошая...» Знакомство состоялось. Володя мог ходить теперь по двору куда угодно, не позволяла собака только брать в руки мордастенького щенка.

-Ты уже с Жучкой подружился? — услышал он сзади себя голос тёти Любы.

-Подружился. Хорошая собака...

-Весь хлеб отдал ей или сам съел?

-Вместе ели,— ответил Володя.— А вы где были?

-На почту ходила. Телеграмму матери послала. Да фельдшера пригласила. Подними-ка штаны, я погляжу твои ноги.

«Какого фельдшера, зачем? — подумал Володя.— Подумаешь, ноги припухли, велика беда».

Потрогав Володины колени, тетя горестно сказала:

-Надо же, как суставы вспухли. Вот еще несчастье на мою голову.

-Я могу уехать,— сказал огорчённо Володя.

Тётя ничего не ответила. Она только грустно вздохнула.

Шли дни, а ответа на телеграмму всё не было.

Фельдшер сказал, что у мальчишки простужены ноги и что нужно лечиться и долго лежать. Вот и лежал Володя вторую неделю.

Однажды в доме появилась девочка. Её привела тетя Люба.

-Это Оля,—сказала она племяннику,— будешь делать с ней уроки.

-А он будет меня слушаться?— спросила девочка.

-Подумаешь, учительница какая,— огрызнулся Володя.

-Нечего петушиться,— одернула его тетка.— Или станешь заниматься, или уезжай к своему Кривому.

Володя призадумался и решил, что лучше подчиняться девчонке, чем снова попасть в жилистые руки отчима.

-Ну как? — спросила тётка.

-Пусть учебники приносит,— уже миролюбиво ответил Володя.

На следующий день маленькая учительница пришла с тетрадями, учебниками и даже с доской и мелом. Доской служило дно от старого ржавого таза.

Мне в школе поручили с тобой заниматься,— с гордостью сказала она, раскладывая учебники на столе.— Мы всегда помогаем, кто заболеет. А ты самый больной.

Володя обиделся.

-Наговорила там, небось, разной ерунды,— проворчал он.

-А вот и нет. Я сказала, что ты не можешь ходить в школу, потому что у тебя ревматизм...

-Нет у меня никакого ревматизма,— не сдавался Володя.— Я пешком сюда из города пришёл.

-И не обманывай... Я видела, как тебя дядя на коне вёз.

-Ладно, давай уроки учить,— сдался мальчишка.

...Быстро летело время. Через месяц Володя свободно решал задачи, знал весь материал, который проходили его сверстники в школе.

Как-то раз к нему зашёл учитель местной школы. Он был в военном обмундировании, а на гимнастерке, чуть выше кармана, круглая блестящая медаль, подвешенная к красной ленточке. На медали написано: «За боевые заслуги». Награду учитель получил за войну с белофиннами. «Вот бы заиметь такую медаль,— подумал Володя.— Тогда Кривой пальцем не тронет. А ребята сказали бы: «Не нужен нам длинный атаман Хопа, ты будешь наш командир». Хопа сильный и смелый, но злой и малышам курить даёт».

Да, медаль носить — честь не малая.

Убедившись, что мальчик знает всё, что проходили в третьем классе, учитель сказал:

-Что же, на следующий год приходи к нам в школу. Третий класс ты закончил успешно. Конечно, благодаря помощи Оли.

Оля смутилась. Тётя Люба обняла её. Когда учитель ушёл, ученик и учительница сели поиграть в самодельные шашки. Красные были сделаны из свеклы, а белые — из картошки. Клеточки нарисовали прямо на крылечке. Играли в «поддавки». Володе везло. Десять раз проиграл, а Оля только три раза.

-Пойдём в поле,— предложил он,— я покажу тебе ромашки.

-Пойдём,— согласилась девочка.

Увязался щенок. Было тепло. Ярко светило солнце. Синие колокольчики и белые ромашки слегка покачивались, и весь луг казался живым разноцветным морем.

-Ты слышишь, как они звенят? — спросил он, подавая Оле букет колокольчиков.

-Это пчёлки жужжат да кузнечики трещат,— сказала девочка.

-А что ты больше любишь — ромашки или колокольчики? — спросил Володя.

-Я все цветы люблю,— ответила Оля.— Смотри, смотри, какая весёлая ромашка. В белой косыночке, как моя мама... И зачем ты уехал от мамы? Я ни за что не рассталась бы с мамой.

Хорошо было на цветистом лугу. Домой вернулись вечером.

-Что-то ты невесел? — спросила тётя за ужином.— Или обидел кто?

-Мама теперь небось скучает... А может, Кривой бьет её? Я не надоел вам?

-Живи. В селе лучше летом. А осенью домой отвезу,— ответила тетя, зевая.— Давай спать, устала я.

Ночью Володе приснилась мать. Она прижимала его к себе и плакала, приговаривая: «Никуда я тебя не пущу. А Кривого я прогнала». Володя проснулся.

Лицо его было мокрым от слёз. Он долго лежал и слушал однотонное, торопливое тиканье ходиков, а мысленно был дома, разговаривал с матерью.

Потом за окном промычали коровы — это пастух погнал стадо на луг. Закудахтали куры. Рассветало.

Володя приподнял голову. Тёти дома уже не было, она ушла в поле. Мальчик оделся, умылся, затолкал в карман кусок хлеба, написал записку: «Тётя Люба, я ушёл к маме в Мелитополь. Щенка отдайте Оле. Володя».

ПУТЕШЕСТВИЕ «ЗАЙЦЕМ»

Вот он, родной дом. Маленький, с палисадничком. Окна раскрыты, виднеются новые занавески. Таких раньше не было, значит, купили. Володя облегченно вздохнул. Наконец-то... Сердце стучит: тук, тук, тук. Сейчас он откроет дверь, и его мама скажет: «Родненький, как я соскучилась по тебе...» Она нальёт вкусный борщ с мясом и будет глядеть, как Володя аппетитно ест. Хорошо в родном доме. Володя представил и разговор с братом. Он, конечно, удивится, когда узнает, что Володя ехал домой на попутной легковой автомашине, вероятно, не поверит, что ему дал деньги на ботинки усатый уполномоченный и прокатил на коне. Теперь даже сам атаман босоногих ребятишек Хопа признает, что Володька толковый парень.

...Слышно, как трещит швейная машинка. Ну конечно, это мать шьет. Ведь она не только литейщица, но и портниха. Берёт заказы на дом. «Отчим тоже, наверное, соскучился и не будет смотреть зверем»,— подумал Вовка и постучал в дверь. Машинка замолчала. Громче забилось сердце мальчишки. И вдруг распахнулась дверь.

-Ты опять, бездельник, тут! — из двери выглянула незнакомая толстая женщина. Лицо лоснится, губы накрашены, нос, словно кукурузный початок.

Володя отскочил от двери.

-Вон отсюда! — пуще прежнего загорланила она.— Яблоки зелёные оборвал, а теперь метишь в дом забраться!

-Тётя, я к маме пришёл,— хотел объяснить Володя.— Это мой дом...

-Я тебе дам «мой дом», шпана проклятая!

-Тётенька, а где моя мама?

-Уходи отсюда! — не унималась толстуха.— А то вот ухватом!

Володя отошёл от дома, посмотрел издали: неужели дома перепутал? Нет, всё правильно: сирень, изрезанная ножом дверь, камень у порога.

-Вовка, ты чего тут делаешь? — окликнул его кто-то звонким голосом.

Обернувшись, Володя увидел своего друга Толю Бойко, с которым вместе ходили в школу, купались в речке Молочной.

-Куда наши делись? — спросил Володя чуть не плача.

-А кто их знает,— ответил Толя.— Уехали куда-то...

-Давно?

-Не особо. А ты в гости?

-Из деревни вернулся, а наших нет.

-Фи, беда какая. Что тебе, не надоел Кривой? Пойдёшь опять в деревню.

-Тебе хорошо говорить...

-А может, на речку пойдём? — неожиданно предложил Толя.— Там Хопа из самодельной пушки, сделанной из медной трубы, стрелять будет,— затараторил старый приятель.— Идём?

Но Володе было не до зрелища.

-Может, эта жаба знает? — кивнул Володя в сторону дома.— Как же узнать, где наши?

-Не ходи к ней. У них вчера Хопа с ребятами все яблоки оборвал.

-Ладно, идём на речку,— вздохнул несчастный Володя.— Искупаюсь и обратно пойду в Васильевку. Жаль, что уехали наши. Где их искать?

-Ну, если, ты правда не знаешь, куда уехал Кривой с матерью, я узнаю у отца. Вечером, когда с работы придёт. Ладно?

-Ладно,— уставшим голосом ответил Володя.

Ребятишек на речке было много. Они толпились вокруг высокого висло- плечего парня. Это и был Хопа. Он наводил свое орудие в крутой противоположный берег. Когда Володя и Толя спускались по песчаной тропе к реке, Хопа скомандовал:

-Разойдись! Сейчас стрелять буду!

Ребятишки бросились врассыпную.

Хопа насадил на конец хворостины дымящуюся папироску, стараясь попасть ею в запальное отверстие. Он снимал окурок с хворостинки, раскуривал, снова надевал и, отвернувшись, тыкал наугад. Наконец пушка бабахнула. Пушкарь окутался седым дымом. Загомонили ребятишки. Бросились — кто к берегу смотреть, куда попала картечь, кто к Хопе. Володя и Толя побежали к пушке. Длинный Хопа, закрыв лицо руками, сидел на песке. По грязным пальцам текла кровь. Красивая волнистая шевелюра запорошена обожженными клочьями бумаги. От пушки остались только колёса.

-Что с тобой? — робко спросил Володя.

Хопа вскочил как ужаленный и, дав подзатыльник Толе, закричал:

-Марш отсюда, салага!

Володю Валахова Хопа ценил за то, что он добывал ему на заводе, где работал отчим, разного калибра трубки для самопальных пистолетов. И эту медную трубу ещё зимой Хопе дал Володя.

Заметив Володю, он остыл:

-Пересыпал трошки, она и рванула...

-Кровь надо смыть,— посоветовал Володя.

Усмехнувшись, Хопа заклеил рану на щеке папиросной бумагой и, поглядывая на высокий обрывистый берег, зло сказал сквозь зубы:

-Драпать надо. Наверняка скоро милиционер нагрянет. Идём отсюда.

-Идём,— согласился Володя.— А Тольку зря ты оплеушил. Убежал со страха, заплакал.

-Это ему за трусость. В сад боится лазить.

Хопа не любит возражений, и Володя не стал говорить ему, что драться нехорошо, а лазить по садам чужим тем более.

Володя и Хопа вышли на улицу деревянного городка и затерялись в толпе. Дорогой Володя рассказал Хопе о своем горе.

-Не тужи. Мать литейщица? Литейщица. Кривой тоже? Тоже. Где же им быть, как не в Донбассе.

-А далеко этот самый Донбасс? — поинтересовался Володя.

-Часов за пятнадцать доедешь.

-На чём?

-Факт — не на быках... Поездом.

-А если пешком?

-Пятки до костей протрешь.

Володя хотел сказать ещё что-то, но Хопы уже рядом не было. Чья-то сильная рука легла ему на плечо.

-Ну-ка, пушкарь, идем в милицию! — услышал он требовательный голос.

Володя замер от страха, увидев перед собой милиционера.

-Дяденька, я не пушкарь, отпустите...

В милиции Володя молчал как рыба. Он решил не выдавать Хопу.

-Пусть посидит ночку. Заговорит,— сказал начальник. И махнул рукой: — Уведите!

В комнате, в которую привели Володю, было прохладно. В углу стоял диван. Оставшись один, мальчик сел на него и заснул. Но поспать не удалось. Вызвали к начальнику;

-Ну что, Владимир Валахов, будем говорить или нет? — уже не таким строгим голосом спросил начальник.

«Откуда в милиции знают меня?» — удивился Володя.

-Твои родители выехали в Донбасс,— сообщил ему начальник и приказал накормить мальчугана, узнать точный адрес его матери.— Хорошо, что попал к нам. Ох, эти мне беглецы из родительского дома...

Дежурный милиционер немедленно приступил к исполнению приказа. Он куда-то звонил и настойчиво спрашивал:

-Проживает у вас Мария Валахова?

Звонил до самого вечера. Наконец — удача!

-Проживает, говорите? — кричал в трубку милиционер.— Мария Ва-сильевна, да?

Володя затаил дыхание. Радость-то какая! Наконец нашлась мать.

-Всё в порядке, хлопец,— сказал милиционер, вешая трубку.— Мамаша твоя живёт в областном центре по улице Пионерской, в доме двенадцатом, в квартире третьей.

После ужина Володя, совсем успокоившись, свернулся калачиком на диване и уснул под колючей шинелью милиционера.

...Поезд в Донбасс отправлялся на другой день. В дальний путь Володю провожал милиционер дядя Стёпа.

-Не убежишь? — спросил он в вагоне.

-Честное слово, не убегу! — заверил мальчишка сопровождающего.— Зачем мне тикать? Не маленький.

-Ну, смотри!— погрозил тот пальцем и преспокойно завалился спать.

А Володе было не до сна. Он смотрел в окно и мечтал о встрече с ма-терью.

Наконец прибыли в областной центр. Очень быстро, без всякого труда разыскали улицу Пионерскую и большой дом — двенадцатый, но в квартире никого не оказалось. Соседка сказала, что Мария Валахова здесь проживает, но сейчас она на работе.

-А её муж? — спросил милиционер.

-Никакого мужа у Марии Васильевны нет.

Вот здорово! — обрадовался Володя, но милиционер приуныл и начал сокрушаться, что не застал Марию Васильевну дома.

Вышли в сквер. Долго сидели молча. Милиционер то и дело посматривал на часы, вздыхал тяжело, бросал оценивающий взгляд на Володю. Потом спросил:

-Доволен?

-Конечно! Теперь без Кривого жить будем. Я подрасту, помогать буду.

-Умный ты парень. Вот такие голубоглазые да курчавые блондины все умники. У меня дома такой же. Может, посоветуешь, как мне быть? Тут ви-дишь, такое дело: мать твоя придет вечером, а мой поезд уходит через час.

-Так чего же вы сидите? Идите на вокзал,— простодушно посоветовал мальчишка.— Теперь я дома.

-А расписку дашь, что я в целости и сохранности до матери тебя довёз?

-Это можно,— с чувством достоинства произнёс Володя и написал в блокноте дяди Стёпы: «Домой приехал. Спасибо милиции!»

Простившись с дядей Стёпой, Володя начал присматриваться к ребятам, игравшим во дворе. Он потихоньку подошёл к мальчишкам, которые с увлечением мастерили планер.

-Чего тебе надо? — сердито спросил у него самый маленький.

-Ничего! Просто посмотреть хочу,— робко ответил Володя.

-Уходи отсюда, деревня! — не унимался малыш.— А штаны-то какие: драные и длинные. Вот деревня!

-Не трогай его, Арнольд,— сказал мальчишка постарше,— пусть смотрит колхозник.

-Ну, пусть,— милостиво согласился задира.

-Не полетит,— заметил Володя.— Нет скоса на крыльях.

-Знаешь ты много,— огрызнулся главный мастер,— скажи лучше, когда пшено сеют?

-А ты скажи, когда манка цветет?

Парень задумался, но не ответил. Вместо ответа он задал новый вопрос:

-Сколько будет семью восемь?

-Пятьдесят шесть,— не задумываясь, ответил Володя.

-Куда впадает Волга?

-В Каспийское море.

-Кто был Спартак?

-Вождь римских рабов.

Мозги работают,— сказал придирчивый собеседник.— Только умываться надо, рубашку чистую надевать...

-Я только что с поезда,— начал оправдываться Володя.

-К кому же ты приехал?

-К маме — Валаховой Марии Васильевне.

В это время во двор вошла маленькая стройная девушка.

-Мария! Это к вам! — крикнул один из мальчишек, указывая на Во-лодю.

-Ты ко мне? — спросила она у Володи, удивлённо рассматривая его с ног до головы.

-Я к маме приехал,— пробормотал тот.

-Как же зовут твою маму?

-Марией Васильевной Валаховой. Мне в милиции сказали, что она тут живёт,— пояснил Володя.

-Я тоже Валахова и тоже Мария,— ответила девушка.— Вот уже не знала, что в доме живёт ещё одна Валахова...

Но в доме не жила другая Мария Васильевна. Произошла ошибка. Что теперь делать? Решил Володя возвратиться в Мелитополь. Низко опустив голову, он побрёл на вокзал.

Поезд в Мелитополь уже давно ушёл, и теперь его нужно ждать целые сутки. Денег на билет не было.

«Что делать?» — подумал с тоской Володя. Немного посидев в скверике, он снял свои ботинки и пошёл искать рынок.

На базаре было многолюдно и шумно.

-Кто купит ботинки? Кто купит? — кричал Володя тоненьким голосом.— Ботинки! Почти новые!

-А ну-ка покажи,— пробасил какой-то бородатый дядька и стал рассматривать обувь.

-Рвань,— заключил он.— Трояк могу дать.

-Мало, дядя. Мне на билет нужно,— жалобно попросил Володя.

-Как хочешь,— отрезал покупатель и небрежно бросил ботинки к ногам мальчишки.— Больше не стоят.

Долго ходил Володя по базару, но продать ботинки так и не удалось. Потом стал искать того дядьку, что предлагал три рубля, но не нашёл. Отдал бы ему за трёшку.

Хотелось есть. Как магнитом, притянуло к лотку с душистыми пирож-ками.

-Тебе с мясом или с рисом? — спросила лоточница.

-Я так...

-Проходи, проходи, не мешай,— сказала тётя.— Кому пирожки с мясом? Пирожки!

-У меня денег нет, а есть очень хочу,— признался Володя,— дайте, пожалуйста, один пирожок... Продам ботинки, тогда расплачусь.

-Иди домой, мать борщ нальёт.

-Нет у меня дома. Я потерявшийся...

-Ходят, врут. Кому с мясом, с мясом!

Володя чуть не заплакал. И не потому, что слишком был голоден, а от жалости к себе, от мучительной боли, что оказался один среди чёрствых людей, не желающих понять, как ему трудно.

-Я маму ищу... Потерялся — и нечего улыбаться. Стал бы я попрошайничать.

Это, видимо, разжалобило женщину, и она сунула в руку мальчишке тёплый пирожок.

-Хотите, ботинки отдам вам, пригодятся?

Он поставил ботинки у лотка. Пусть не думает лоточница, что он, пионер Володя Валахов, врун и попрошайка.

Не успела лоточница и рта раскрыть, как Володя убежал. Он бежал долго и плакал. Слезы катились градом.

Очутился он снова около вокзала.

«Заночую здесь»,— решил Володя и выбрал местечко возле дощатого забора.

На город медленно спускалась ночь. Володя никак не мог уснуть. Рядом то и дело громыхали вагоны, надрывисто свистели паровозы.

Когда совсем стемнело, по забору начали бегать коты. Вдобавок ко всему вдруг, как из-под земли, вырос здоровенный пёс и зарычал. Володя поднял руку, чтобы закрыть лицо, но пёс сам испугался и с визгом шарахнулся в сторону.

Самое неприятное началось в полночь. Лопухи около забора ни с того ни с сего стали шевелиться и переговариваться: бук-тук, бук-тук... Это сначала испугало мальчишку, но потом всё стало понятно: падали крупные, редкие капли дождя и звонко стучали по широким листьям. Пришлось спасаться от дождя в лопухах. Но дождь начал барабанить всё сильней и чаще. Мальчишка вынужден был спрятаться от него в вагоне, стоявшем на пути. В вагоне было темно. Пахло навозом. Робко пошарил по углам, спросил: «Кто тут?» Ему никто не ответил. Прижавшись к стене, мальчишка уснул и не услышал, как вагон подцепили к составу, как всю ночь ехал к Азовскому морю.

...Вдруг скрипнула дверь. Володя открыл глаза и, выпрыгнув из вагона, удивился: ни забора, ни лопухов. Перед глазами колыхалось и поблескивало море. Было утро. Стаи чаек носились над водой. У берега дымили пароходы.

«Где я? — с испугом подумал он.— Откуда взялось море?»

Не долго, раздумывая, он пошёл вдоль берега, любуясь морем, которого никогда до этого не видел. Недалеко от порта повстречал ватагу ребят. Они шли к маленькому пароходику, стоявшему у причала.

Володя спросил у самого маленького, который шёл сзади:

-Малец, это какой город?

-Ты что, с луны свалился? — удивился малыш и ответил с картавинкой: — Мариуполь, какой же ещё.

Возвратившись на станцию, Володя не нашёл вагона, в котором приехал к морю. Набравшись смелости, он спросил у милиционера, как уехать отсюда в Мелитополь.

-Из детдома удрал, что ли? — спросил тот и подозрительно посмотрел на мальчишку.

-Не знаю я никакого детдома,— обиделся Володя,— от поезда отстал...

-Проверю,— заявил милиционер и, подойдя к телефону, начал звонить в детский дом.

Оттуда сообщили, что все воспитанники на месте.

-Доедешь до Волновахи, а там пересядешь на мелитопольский,— посоветовал милиционер Вовке.

-Денег у меня нет,— признался тот.

-Ступай на станцию, найди там милиционера дядю Василия, скажи, что Пётр просил устроить тебя на товарный.

Володя бросился бегом на станцию. Нашёл там дядю Васю, рассказал ему суть дела, и тот без расспросов отвёл его к паровозу.

-Довезёшь до Волновахи? Хлопец от поезда отстал,— обратился он к машинисту.— Надо помочь.

-Ладно,— ответил тот,— пусть лезет в вагон. Через час поедем.

До отхода поезда оставалось много времени, и Володя решил пойти на вокзал. Может быть, удастся встретить кого-нибудь из знакомых или хоть кипяточку попить... В желудке пусто, и с голоду голова кружится. Если бы кусочек хлеба... Приглянулся Володе улыбающийся старичок. Бородатый, в пыльных сапогах, с кошёлкой. Из кошёлки торчат гусиные головы.

-Ну что, на людей городских поглядеть охота? Ну, глядите, глядите. Ишь, птица, а кумекает...

-Дедушка, можно сесть рядом? — обратился вежливо Володя.

Завязалась беседа. Мальчик простодушно рассказал о своём горе. На-кормив маленького незнакомца, старик посоветовал ему поискать мать в Горловке.

Поезд на Мелитополь тем временем ушёл. Но Володю это не особенно огорчило: он подошёл к поезду, идущему в шахтерскую Горловку.

-Билет? — спросил у него строгий кондуктор.

-Провожающий! — с независимым видом бросил мальчик.

Войдя в вагон, он забился под нижнюю полку и лежал там, пока поезд не тронулся.

В Горловку приехал вечером.

Переночевав на вокзале возле каких-то женщин, которые не достали билет в Таганрог, Володя ранним утром отправился разыскивать мать.

Но и на этот раз неудача: в Горловке матери не оказалось. Был и в горсовете, и в милиции, заходил в управление шахт — везде один ответ: «Такой нет, сходи...» — и посылали куда-нибудь через весь город, чтобы задать кому-нибудь все тот же вопрос.

Измученный поисками, голодный и грязный, Володя пришел на вокзал и, напившись из водопроводного крана, сказал сам себе: «Найду! Все города объезжу, а найду!»

Долго путешествовал мальчишка по Донбассу, и судьба привела его в Мариупольский детский дом.

НАЧАЛАСЬ ВОЙНА

На самом интересном месте, когда у Анки кончились патроны, а Чапаев ринулся на беляков, кто-то сзади потянул Вовку за тужурку и прошептал в самое ухо:

-Малютка требует.

-Отстань,— раздражённо ответил Володя, хотя знал, что не пойти нельзя. Требования детдомовского атамана Малютки — закон для всех ребят. Если не выполнишь желания атамана, то за обедом получишь ложку соли в тарелку, а постель будет засыпана опилками. Пожалуешься — нос расквасит.

-Иди, говорю,— потребовал тот же шёпот сзади.

Володя нехотя вышел из зала. В коридоре под большим фикусом стоял Малютка.

-Почему так долго? — спросил он строго.

-Чапаев в наступление пошёл. Интересно...— начал оправдываться Вовка.

-А я тебе что, не Чапаев ?

-Ты атаман, а не Чапаев.

-Так вот, карантин кончился? Кончился. Гулять пускают? Пускают. Гони завтра папиросы! — приказал Малютка.

-А где я их возьму?

-Украдёшь где-нибудь.

-Не буду я воровать! — наотрез отказался Володя и, оттолкнув Ма-лютку, прошмыгнул в зал.

-Ну, держись! — крикнул ему вслед атаман.

После кино, когда был дан отбой и все ребята детского дома легли спать, Володя долго выколачивал свою постель: в ней было полно опилок.

Утром он обнаружил в своей тумбочке два окурка. Догадался: это месть Малютки. «Пожаловаться? — думал Володя.— Нет! Никогда. Что скажут ребята? Ябедник». Взял окурки, понёс в туалетную комнату.

Там возле форточки важно стоял черноглазый, взъерошенный и злой Малютка и курил папиросу.

-Мы ещё сочтёмся! — пригрозил атаман и дохнул едким дымом в лицо мальчишке.

-Не пугай, не из пугливых! — огрызнулся Володя.— Подумаешь, начальник...

-Это мы еще посмотрим! — прохрипел Малютка и подошёл к Володе.

Тот не сдвинулся с места. В глазах сверкала решимость. И атаман отступил.

На утреннюю проверку они опоздали, поэтому стали рядом.

Пётр Иванович скомандовал:

-Смирно! За отличную работу в мастерской воспитаннику Саше Авер- кину объявляю благодарность.

Директор прошёлся вдоль строя ребят, потом остановился, достал из кармана пачку папирос и строго спросил:

-Кто вчера ночью открыл гвоздём мой кабинет и украл вот такие папиросы?

Все молчали. «Надо сказать, надо сказать... Сейчас все узнают, кто вор»,— думал Володя и протянул было руку, но во втором ряду кто-то прохрипел:

-Ябеда!

-Из-за этого вора мы не пойдем сегодня на море,— сказал директор.

-Я знаю, кто вор! — крикнул Малютка.

-Кто? — раздалось сразу несколько голосов.

Малютка, а он действительно был невелик ростом, вышел из строя и повернулся к Володе. Не глядя ему в глаза, сказал:

-Он украл!

Все притихли. Было слышно, как над головой пролетел жук.

-Неправда! — крикнул Володя.— Я не крал!

-Чем ты докажешь? — спросил Пётр Иванович у Аверкина.

Малютка засунул руку в Володин карман и извлек оттуда папиросы.

-Вот, смотрите. И в тумбочке у него окурки...

В глазах у Володи потемнело. Он схватил атамана за ворот и дал такую оплеуху, что тот не устоял на ногах. Поднявшись, Малютка бросился на Володю, но, получив ответный удар, снова упал.

-Бей Малютку! — крикнул кто-то пронзительно.— Хватит ему нами ко-мандовать!

Строй разрушился, и ребята, подбежав к Аверкину, стали его избивать. Даже девочки, противницы всяких драк, кричали: «Поддайте ему! Так ему и надо!»

-Прекратить! — крикнул директор и начал расталкивать ребят, которые набросились на Малютку.

И никто не заметил, как в это время бежала по двору, размахивая руками, женщина в белом халате — врач детского дома. Остановившись рядом с Петром Ивановичем, она судорожно глотала воздух, что-то хотела сказать.

-Что с вами? — спросил директор.

-Война! — только и могла выговорить она.

-Война! — ахнули ребята.

...А через месяц директор, построив ребят во дворе детского дома, сказал: «Будем собираться в путь. На Урал поедем».

Сообщение о выезде на Урал озадачило Володю Валахова больше всех. Днём раньше он получил ответ от тети Любы из Васильевки, и она, называя его родненьким, глупеньким, сначала поругала за то, что сбежал, «как зайчик», а потом сообщила радостную весть: мать живёт в Макеевке. Правда, тётя не советует в тревожное время ехать туда, просит пока побыть в детском доме, но разве может тётя понять мальчика. Он истосковался по матери, и никак ему невозможно ехать куда-то на Урал далеко от матери.

Ночью, когда все крепко спали, Володя услышал неясный гул: где-то далеко стреляли пушки. Мальчишка осторожно встал и, одевшись, вышел в умывальную комнату. Окно там было раскрыто настежь. Не долго думая, Володя прыгнул в темноту и побежал, сам не зная куда.

По булыжной мостовой двигались обозы, громыхали телеги, без фар, на малой скорости шли машины. Слышался топот сапог, приглушенно покашливали люди.

Володя вышел на дорогу. Фыркая и сопя, шестёрка лошадей тащила пушку. Запахло конским потом. Кто-то чертыхался около грузовика, где-то хныкал ребенок...

Далеко в море что-то гудело. «А вдруг в этой самой Макеевке уже немцы?» — подумал Володя. Стало жутко.

-А ты чего не спишь? — послышалось из темноты.

-Подошёл высокий матрос. В руках винтовка.

-В Макеевку пробираюсь, домой... Мама...

-Растеряют, а ты их собирай... «Мама», «мама»...— проворчал матрос.— Санько! Отведи и этого в комендатуру! Завтра разберёмся.

...Через сутки с попутной колонной автомашин Володя добрался до Макеевки. Было утро. Люди торопились по своим делам.

В городе и признаков нет, что началась война. Не то, что в Мариуполе. На улице громко говорит радио. Военных не видно. Колхозники едут на базар, везут огурцы, лук, кур...

-Вовка! Вовка! — послышался знакомый голос из трамвая, громыхающего по стальным рельсам.

Мальчишка обернулся. И чуть не закричал от радости. Из окна выглядывал брат Виктор. А трамвай продолжал лететь вперёд. Володя побежал за ним. Бежал, почти не отставая, боясь потерять брата.

Наконец остановка. Из вагона с корзиной в руке выскочил Виктор.

-Где же ты пропадал? — первым делом спросил тот.— Мы тебя разыскиваем по всему свету.

-И мама разыскивает?

-Ну конечно!

-А Кривой?

-Ушёл он.— Витька боязливо оглянулся и шепнул брату: — Он скры-вается где-то. Не хочет на фронт.

-Ух, шкура! Я так и знал, что он против красных. Помнишь, как за пионерский галстук меня тянул?

-Помню. Ну, ладно, сходим на рынок — и домой,— предложил Виктор.— Вот обрадуется мама...

Купив на базаре картофель, Виктор повёл брата домой. Возле старого деревянного дома Виктор остановился.

Вот где мы живём. А это щель от бомбёжки,— он указал на глубокую яму.— Прячемся во время налёта.

На крылечко вышла мать. Загремели выпавшие из рук вёдра, в доме послышался плач ребёнка, остановились прохожие.

-Батюшки! Да неужели это ты? Сыночек... Нашёлся...

«Какая она маленькая и худенькая...» — подумал Володя, когда попал в объятия матери.

А это наш братишка Боря,— сказал Виктор, когда вошли в дом. В кро-ватке лежал закутанный в пелёнки ребенок.— Теперь мы все в сборе и мама плакать не будет.

ГОЛОД

Когда в Макеевку ворвались немецко-фашистские войска, жить стало невыносимо. Магазины разграбили. На рынке шаром покати. Холод, голод, аресты, расстрелы.

Валаховы продали всё, что у них было, но купленной муки на вырученные деньги хватило лишь на несколько дней. Решили уехать из города в село, но наступили холода, а одежды нет. Лишь Виктора удалось отправить со знакомыми. Он постарше, доберётся. Володя, мать и совсем еще маленький Боря вынуждены были остаться в городе.

Однажды в дом вошли фашисты. Проверили пустой сундук, заглянули в горшки, из которых давно_исчез даже запах молока, что-то требовали. Один из незваных гостей дал Володьке оплеуху просто так, ради потехи. Маленький Боря завизжал от страха, а фашисты весело загоготали, довольные тем, что напугали малыша.

«Эх, ружье бы мне сейчас»,— со злостью подумал Володя и сжал кулаки.

Не миновать бы Валаховым голодной смерти, но нашлись добрые люди. Когда в дом попала бомба и он сгорел, Валаховых пустила к себе в подвал соседка. В глиняной стене старушка имела тайник, в котором хранилась мука. Пекли лепёшки, варили мучную похлёбку. Так и перебивались с хлеба на воду.

Чтобы чем-то помочь семье, Володя приловчился собирать окурки. Оставшийся табак из них он высыпал в кулёк. Потом шёл на вокзал и менял на хлеб. Весной и этот промысел перестал быть доходным. Окурки размокали, и за день не удавалось набрать табаку даже на одну папироску. Да и нагибаться стало тяжело: в глазах темнеет.

Недолго жила добрая старушка. Узнали немцы, что её сын — командир Красной Армии, и расстреляли вместе с евреями, собранными по всему городу.

-В Мелитополь надо пробираться,— сказала мать,— или в деревню. Там весной хорошо. Хоть будем какую-нибудь траву варить. А пойдём через Вол- новаху, там дядя Александр живет. Поможет.

Из города вышли тёмной ночью. Единственной ношей у Володи был старенький патефон. За него могли дать немного хлеба, но с ним было жалко расставаться. Когда патефон играл, больной Боря почему-то не плакал. Видимо, музыка успокаивала его.

Чтобы патефон не привлёк внимания немцев, Володя заляпал его грязью.

Шли долго и медленно. В посёлках и деревнях садились у какого-нибудь дома и отдыхали. Иногда удавалось найти в поле мерзлый картофель. Варили его в солдатской каске.

На пятый день тяжёлого пути в маленьком хуторе какая-то добрая горбатая старуха пустила переночевать. Накормила щами с хлебом, уложила спать на солому.

-Чем же отблагодарить тебя? — спросила Володина мать у старухи.

-Ничего не надо, родимые,— ответила та и тяжело вздохнула.

-Может, что сделать надо? — спросил Володя.

-Ты лучше вот это прочитай,— проговорила тихо старуха и подала Володе измятый листок.— Неграмотная я.

«Дорогие товарищи,— начал читать Володя,— немцы распускают слухи, что Красная Армия уничтожена, что вся Страна Советов захвачена ими. Не верьте этому. Красная Армия разбила немецкие войска под Москвой и гонит их на запад...»

-Ну, хватит, идёт кто-то...— оборвала старуха чтение и проворно взяла у Володи листовку.

В комнату вошла высокая, плоская, как доска, женщина. Заговорила нараспев:

-Авдотьюшка! Ты уж продай мне ещё картошки на семена. Немецкими марками заплачу. Деньги надёжные...

-Вот и прибереги их,— усмехнулась старуха.— Может, пригодятся: их на зад немцам наклеивать будут, когда удирать станут.

-Да ты что, с ума сошла, что ли? — испугалась женщина.— Куда им удирать? Господь послал их сюда.Я ничего, пока ещё в своем уме, а вот, говорят, под Москвой трепанули немчуру... Вот те и господь.

-Да ты что! — всплеснула руками соседка.— А не брешешь? Ну, я пойду! Когда женщина вышла, старуха сказала:

-Теперь всё село знать будет: не баба, а радио.

...И снова грязная, скользкая дорога. Снова плачет Борька, молча роняет слёзы мать. Лишь Володя не унывает: «Значит, наши дают немцам по скулам».

В полдень пришли на станцию Еленовку. Сели отдохнуть, а Володя отправился на базар.

Едва он пробрался сквозь толпу и очутился возле длинных деревянных столов, за которыми сидели торговки, как его окликнул знакомый голос:

-Здорово, приятель!

-Хопа! — крикнул Володя и обомлел: перед ним стоял во всём тёмном немецкий полицай. На ремне пистолет.

-Чего испугался? Он самый — Хопа.

-Я не испугался.

-Ты что тут делаешь?

-На жратву смотрю,— нахмурился Володя.

Ему вовсе не хотелось разговаривать с немецким холуем. Вот сказать бы ему, что наши бьют немцев под Москвой. Ишь, вырядился, кобель.

-Есть, наверное, хочешь?—спросил Хопа, рассматривая Володины лохмотья.

-Хочу! — вызывающе сознался Володя.— А что?

-— Мы это дело сейчас провернём,— лукаво подмигнул Хопа и, пройдясь вдоль рядов, остановился около толстой торговки, перед которой лежала стопка румяных пирогов.

-Из чистой муки? — спросил он.

-Конечно, ваше благородие.

-В немецком складе, наверное, украла?

-Что вы, ваше благородие, господь видал, как из колхозного амбара тащила!..— запричитала торговка.

-Господь видал, а я не видал. Давай-ка сюда пироги, а сама — марш в полицию. Понятно?

-Ваше благородие! Зачем же в полицию! Другое дело пироги... Берите.

-Правильно,— сказала другая торговка.— Мы картофельными оладьями торгуем, чтобы детям тряпьё купить, а она каждый день по десять вёдер пирогов белых приносит.

-Ах, так! Гони все марки! Без разговору! Или прикончу на месте! — прикрикнул Хопа.— Там разберутся, чья мука!.. Пироги тоже высыпай!

Румяная торговка задрожала и без разговора отдала ему горсть марок и десятка три пирогов.

Какой-то дед подскочил к Хопе с мешком и, выставив козлиную бороду, заговорил:

-Возьми, господин справедливый полицай, а то куда ж пироги складывать будешо...

Взяв мешок, Хопа дал старику две марки, и тот быстро исчез.

Когда вышли с базара, Хопа сказал Володе полушёпотом:

-Забирай пироги. Только об этом — ни гугу! Мы ещё встретимся.

-Не маленький,— ответил Володя.— А я сначала думал...

-Думай в уме. Ешь пироги, а трепаться не моги,— сказал Хопа и скрылся в толпе.

Отдавая пироги матери, Володя шепнул:

-Хопу встретил. В немецком мундире, а сам за наших. Пироги он дал мне, я и догадался.

-А ты помалкивай, если догадался,— ответила мать сердито.

...За пять дней дошли до Волновахи. Последний пирог съели утром, а вечером ужинали у дяди Александра.

-Ну, как живёшь? — спросила у него Мария Васильевна.

-Недурно. Немцы платят хорошо. Вожу паровоз с ответственным составом. Живу, дай бог каждому...

-Значит, на фашистов работаете? — удивился Володя и насторожился, ожидая ответа.

-Твоя мать не захотела работать, вот и ходит, как тень, вас голодом морит,— ответил тот.— Жрать захочешь, у чёрта работать будешь.

-Я человек рабочий, и тебе наша рабочая линия известная,— отрубила мать Володи и перестала есть, положив ложку.

Положил свою ложку и Володя.

Нескладно началась жизнь Валаховых у дяди Александра.

На следующее утро их не позвали к столу. Не покормили и в обед.

-Ты что же обеда не варишь себе? — спросила хозяйка дома Наталья.— У нас ведь тоже всё по норме.

-У меня нечего варить. А работать на немцев я не пойду.

-А патефон-то для кого бережешь?

-Веселиться будем, когда фашистов прогоним.

-Язык чешешь зря,— сердито буркнула Наталья.— Александр-то состав до Волги уже водит. Возврата не будет.

-Ничего. От Москвы немца отогнали и от Волги отгоним.

Крепко поспорила в этот день Мария Васильевна с Натальей. А вечером дядя сказал решительно:

-Кормить даром не буду. Или добывайте себе хлеб, или уходите.

И поменяла Мария Васильевна патефон на продукты. Не стало патефона — единственного утешения больного Борьки. Он показывал тоненькой костлявой ручонкой на тумбочку, где недавно стоял патефон, и говорил: «Му-му... Му-му...»

-Нет у нас теперь му-му,— отвечала ему мать, смахивая украдкой слёзы.

А Борька не понимал ничего. Он смотрел ввалившимися глазами на мать и повторял одно и то же: «Му-му...», требуя музыки.

Однажды пришёл Володя домой радостный.

-Мама, смотри! Это за табак выменял! — ещё с порога закричал он и показал свиную ножку.— На бойне дали. Вари холодец...

Мать ничего не ответила. В доме было тихо.

-А где Боря? — спросил Володя, догадываясь, что в доме что-то слу-чилось.

Мать молча смахнула ладонью слёзы.

Мальчишка бросился к сундучку, на котором обычно спал Борька, поднял простынку и увидел братишку. Глаза его совсем провалились, щеки втянулись внутрь, а пальчики, необыкновенно тоненькие, посинели. Умер бедняга.

Володя сел на порог и горько заплакал. Где-то пьяные горланили песню. Проехал на мотоцикле офицер. В коляске скуластый бульдог. Собака важно смотрела по сторонам и басовито лаяла. Володе хотелось убежать куда-нибудь, чтобы не видеть и не слышать ничего. Всё вокруг чужое и противное. Только солнце, ярко льющее свои лучи, да земля под ногами были по-прежнему родными.

А через несколько дней слегла мать. Из горла хлынула кровь. И пошёл Володя с мешком по Волновахе. Он ходил и рассказывал людям о том, что его мать до прихода немцев была лучшей литейщицей на заводе, воспитывала троих детей, покупала себе хорошие платья, а теперь лежит в чужом доме и умирает с голоду. И все это потому, что пришли оккупанты. Люди помогали чем могли. Володя приносил домой и молоко, и яйца, и хлеб. Тем и жили.

Летом матери стало немного лучше. Она уже поднималась с постели, ходила с палочкой по двору, в огород и даже полола грядки.

Как-то, собираясь идти в очередное путешествие за хлебом, Володя услышал ворчливый голос тётки Натальи:

-Живёте у нас на дармовщину... Чтоб сегодня бутылку молока мне при-нёс! Неблагодарная тварь.

-Никуда не ходи!— сказала Мария Васильевна сыну.— Хватит уни-жаться.

В тот же день они ушли из дома фашистского прихвостня дяди Александра. Решили податься в Новую Васильевку.

Мария Васильевна шла медленно, опираясь на палку, часто останавливалась, отдыхала. Следом за нею, босой, в заплатанных штанишках, подпоясанный веревочкой, которая заменяла когда-то Боре свивальник, шагал белоголовый Володя.

ПАРТИЗАН-ОДИНОЧКА

От Волновахи до Новой Васильевки километров сто пятьдесят. На машине доехали бы часа за три. Пешком здоровый человек может дойти за три дня. Но Валаховы шли целый месяц. По нескольку дней приходилось жить на хуторах у добрых людей, потому что, и без того болезненная, Мария Васильевна похудела, обессилела и едва плелась.

Ночевали и в поле, и в старых скирдах, а иногда и прямо у дороги.

Наконец и Новая Васильевка.

-Батюшки мои! — заголосила тетя Люба, когда Володя с матерью вошли в дом.

А брат Виктор от неожиданности и испуга выронил вилку. Если бы ему пришлось встретить мать и брата где-нибудь на дороге, то он ни за что не узнал бы их — такие они были тощие и оборванные.

-Только кипячёное молоко и куриный бульон,— сказал дядя Толя, когда Володя взял в руки хлеб.— Хлеба ни крошки нельзя!

-А вы почему не на фронте? — спросил Володя.

-Об этом потом, а сейчас снимай с себя всё и лезь в корыто,— приказал дядя Толя.

Искупавшись, Володя вышел во двор. Следом за ним — Виктор.

-Почему дядя Толя дома сидит? — нервно спросил Володя.— Он же на войне был... Почему?

-Много будешь знать, скоро состаришься,— присвистнул Виктор и, потрепав Володю за волосы, доверительно зашептал: — Дядя не дезертир. Он тут по особому заданию. Запомни: в балке, возле трёх кустов, зарыты все колхозные машины. Трактора тоже там.

-Зачем запоминать-то?

-Ну, в случае чего... Может, дядю арестуют.— И на ухо ещё тише Виктор сказал Володе: — О подпольщиках слыхал что-нибудь? А о партизанах? Вот это люди... А пока чок-молчок. А о балке запомни.

-В балке,— протянул Володя и вспомнил девочку Олю, свою малень-кую учительницу, для которой рвал когда-то цветы в том месте.— Ты не знаешь, тут в Васильевке живёт Оля.

Виктор вздохнул, помолчал немного и ответил сухо:

-Фашисты сожгли... И её, и мать, прямо в доме. Знамена они прятали... Таких людей сожгли, проклятые!

-Нет теперь Оли?

-Нет. Сидит теперь на пожарище пёс, к головешкам никого не подпус-кает. Сбесился, что ли.

Комок слёз подкатился к горлу, и Володя, не говоря ни слова, бросился к тому месту, где когда-то красовался дом с расписным крылечком, в котором жила Оля. Теперь там стояла закопчённая печка с высокой трубой да валялись чёрные головёшки.

Долго смотрел мальчишка на пожарище. И вдруг ему показалось, что там, где была труба, стоит сахарный столб, а на этом столбе Оля с тем самым венком, который он дарил ей на лужайке. Володя хотел подойти ближе, но из-под мраморного столба выскочил здоровенный пёс, немножко похожий на Жучку, и грозно залаял.

Потом всё завертелось и стало кружиться... Почему-то заиграла музыка, заговорили люди.

-А как он очутился? — услышал он дядин голос.

Рассказал я ему про Олю, а он и побежал,— ответил Виктор.— Чудак.

-Обморок,— сказал дядя Толя.— Бывает.

Сильные руки подняли Володю с земли. Вертится небо, пахнет махоркой, скрипит дверь, и голова утопает в подушке.

Володя проболел до самой зимы. Все думали, что он не выживет, но мальчишка оказался живучим. Ребята тянули покататься на лыжах, но не было валенок.

Только и дел было — сидеть у окна да вытачивать пику из куска ржавого железа. Напильник был староват, слабо брал металл, но помаленьку дело продвигалось.

Однажды в дом зашёл незнакомый старик. Высокий, глаза добрые.

-Хозяин дома? — спросил он.

-Навоз в поле возит,— ответил Володя и принялся водить напильником по железу.

-А братишка где же?

-Угнали полицаи. Где-то окопы роет. Записку прислал. Кормят плохо, а бьют, как собак.

-Ничего, скоро кончится всё это. Потерпи маленько.

-А вот пырну в пузо этой штукой, будут знать.

Старик подошёл ближе и покачал головой:

-С такой пикой против автомата не попрёшь.

Голос старика казался знакомым, но Володя не мог вспомнить, где слышал его.

-А если шину проткнуть? — простодушно спросил мальчишка.

-Узнают — расстреляют,— ответил старик.— Да и мал ты ещё заниматься такими делами. А за то, что ты ненавидишь их, злость имеешь, хвалю. Главное — сердцем не дрогнуть, не покориться.

Володя обиделся. Он давно уже не считал себя маленьким.

-А если убить немца? — ошарашил он старика новым вопросом.— Особливо офицера.

Старик удивленно вскинул свои лохматые брови, и Володя тогда вспомнил и узнал в нем уполномоченного, который когда-то дал ему денег на ботинки.

Но старик начал отнекиваться.

-Ты что-то путаешь,— сердито сказал он.— Я всю жизнь продаю за-жигалки. Хочешь, и тебе подарю.

Зажигалка оказалась очень хорошей.

Уходя, старик сказал:

-Передай дяде, что был дед и просил деньги за проданные зажигалки.

Володя снова остался один. Вдруг за окном послышались крики. Фашисты гнали новую партию людей рыть окопы.

День и ночь гитлеровцы готовили оборонительные рубежи под Мелитополем. Работать заставляли всех: стариков, женщин, детей. Неподчинившим- ся — расстрел.

В толпе были и мать, и тётя Люба. Мать о чём-то спросила немецкого офицера, указывая рукой на дом. Фашист ударил её плеткой. Другая женщина тоже что-то сказала. Офицер ударил и её. Женщина упала. Солдаты начали избивать ее ногами.

Схватив недоделанную пику, Володя, не помня себя от гнева, выскочил во двор. О, как ненавидел он этих зелёных немецких солдат, злых, самодовольных, сытых, кровожадных. Хотелось подбежать к фашисту и пырнуть пикой в звериную противную морду.

-Ты куда? — услышал он за своей спиной резкий голос и, повернувшись, узнал старика, подарившего ему зажигалку.— Иди сейчас же домой. Пристрелят, как щенка... С умом это делается. Ясно?

Володя остановился как вкопанный. А старик, сгорбившись, заковылял по улице, опираясь на суковатую палку.

Вечером возвратился дядя Толя.

-Старик приходил,— сообщил ему Володя.— Просил деньги за проданные зажигалки.

-А он ничего не оставил? — поинтересовался дядя Толя.

-Ничего. Только зажигалку мне подарил. Во, какая!

Дядя Толя вышел в сенцы и возвратился оттуда с бумажкой. Володя догадался, что эту записку в условленном месте оставил старик.

Однажды ночью раздался стук в окно. Володя поднял занавеску и услышал голос старика:

-Анатолий, спасайся... К тебе идут.

Дядя Толя не успел скрыться. Немцы забрали его и посадили в мелитопольскую тюрьму.

РАЗГОВОРЧИВЫЕ ПСЫ

На лугу было так же много цветов, как и в то время, когда Володя был здесь с Олей. Всё как прежде. Лишь кусты стали чуточку повыше да не слышно песен с поля.

-Зачем пришёл сюда? — задиристо спросил курносый парнишка, поднимаясь из гущи ромашек навстречу Володе.

-Щавель рву, не видишь, что ли?

-А ну проваливай отсюда.

-А ты кто такой? — не трусил Володя.

-Мишка Костин, вот кто.

-А я Володька Валахов. Слыхал?

-Это твой дядя в тюрьме? И ещё брат у тебя, Витька, которого немцы угнали. Да?

-А ты думал! Я и сам против фашистов. Понял?

-Давай вместе щавель рвать,— предложил Миша.

-Давай,— согласился Володя.

Щавеля было много. Через полчаса пазухи ребят отдувались.

-Щавель — это не еда,— заметил новый знакомый Володи.— Вот если бы колбаса была...

-Конечно, колбаса лучше,— согласился Володя.— Только где её доста-нешь, она, как щавель, не растёт на лугу.

-Я знаю где,— прошептал Миша,— у немцев.

Через минуту ребята уже разрабатывали план действий. Надумали так: когда солдаты будут разгружать машины и носить в склад ящики с колбасой и мешки с мукой, они подойдут и скажут: «Господин солдат, дозвольте помочь вам?» Если солдаты разрешат помогать, Володя спрячется среди ящиков, а немцу Миша скажет, что Володя убежал, мать позвала. А там дело простое: как только немцы закроют склад, и Володя останется один, он начнет выбрасывать в окошечко колбасу. Часовой не заметит. Он стоит всегда у двери, а окошко с другой стороны, где высокая крапива, там часовых нет. Миша все выброшенное соберет и притащит к кустам на лугу.

Смело задумано, только удастся ли?

Когда к складу подкатили три грузовика, мальчишки уже крутились там. Их заметил долговязый немец в чёрных очках и поманил к себе пальцем:

-Русский, швабра давай! — Он нагнулся и показал, как метут веником пол.— Пиль, очень много пили.

-Гут! — ответил Миша и помчался домой за веником.

-Ты будешь искать мяу-мяу,— сказал долговязый Володе.— Мишку кушать надо.

Володя сначала не понял, о чем говорит немец.

-Я котом не хочу быть,— запротестовал он.— И мышей жрать не буду.

-Не кот ты, ты сам принесёшь кот,— пояснил, улыбаясь, солдат.— А лучше драй кот неси.

Вскоре мальчишки возвратились. Один принёс веник, другой — трёх кошек в плетёной кошелке.

-Ого! Карашо! — одобрил долговязый.— Теперь надо помогать. Немцам все помогать должны.

Ребята только этого и ждали. Принялись за дело. Мели пол, носили ящики. Пыль стояла столбом. Ещё бы! Ребята так трясли мешки из-под табака, что долговязому немцу пришлось выйти из склада за дверь. Солдаты, носившие в склад мешки с мукой и крупой, чихали.

-В бочку лезь,— прошептал Миша.— Я прикрою.

-Лучше в куче мешков. В случае чего — скажу, что заснул по глупости,— также шёпотом ответил Володя.

Конечно же, немец спросил через некоторое время:

-Где другой, тот, седой?

-Убежал ещё котов ловить,— пояснил Миша.

-Гут,— ответил немец и чихнул.— Генук, запираю.

-Генук, генук,— повторил Миша, что означает по-русски: «Достаточно» — и это немцу понравилось, он улыбался.

-Я люблю детей, у меня три сына,— сказал немец.

Володя, задыхаясь под мешками, слышал, как Миша разговаривал с кладовщиком, слышал, как потом загремели накладки, щелкнул замок, и наступила тишина.

«Ушли»,— решил он и вылез из-под мешков.

В складе стоял полумрак. Одна из кошек подбежала к Володе, мурлыча, начала тереться мордой о колени.

Чего только не было в складе: и селедка в бочках, и колбаса на крючьях, чтоб кошки не достали, и ящики консервов!..

Володя снял большущее колесо копчёной колбасы и ожесточённо начал жевать. Остатки отдал кошкам. Потом попробовал селёдку. Тоже всю не съел. Дал кошкам — не едят.

Наконец на улице стемнело. Володя подошёл к окошечку, зарешеченному железными прутьями. Попробовал бросить банку консервов — не пролезла.

«Буду бросать колбасу и селёдку»,— решил он. Длинная полукопчёная колбаса легко скользнула между прутьями.

-Миша, лови! — шепнул Володя, но ответа не последовало.

«Наверное, боится крапивы и убежал надевать длинные штаны»,— решил Володя и, не теряя времени, начал бросать в окошечко колбасу. Потом собрать можно. Всё шло хорошо, но неожиданно за стеной, в густой крапиве, началась собачья возня.

Подтащив ящик, Володя глянул в окошечко и чуть не умер со страху: огромный пёс тащил длинную колбасину прямо по улице. А за ним, облизываясь, бежали псы поменьше.

«Надо бросать селёдку,— решил мальчишка.— Может быть, поедят солёного, захотят пить и убегут».

А товарища всё не было. Володя беспокоился.

В углах зелёными огнями светились кошачьи глаза. Сначала было очень страшно. Тряслись руки, волосы шевелились, спина мёрзла, потом стало вдруг жарко. Захотелось пить, никогда так не хотелось. Володя обшарил все углы. Нашёл большую бутыль. Может быть, вода? Нужно открыть и попробовать на вкус.

Немецкий часовой ходил возле двери, громко топая сапожищами и мурлыча себе под нос какую-то песенку.

Володя потрогал бутыль. В ней соблазнительно забулькало. Пить захотелось еще сильнее. Открыл пробку, понюхал: спирт. «Пьют же люди, не умирают, может, хоть немного утолит жажду». Выпил три глотка из горлышка, губы и язык обожгло как огнем, закусил колбасой и захмелел. Все стало ему казаться не таким, как всегда. Себя он возомнил смелым героем из приключенческого романа, кошек — учеными тиграми, а часового — козявкой. Псы, на которых он только что так злился, теперь в его воображении стали милыми учеными львами. Он выбросил в окно еще три круга колбасы и услышал, как один пес проворчал человеческим голосом: «Давай больше, чего так мало! Шевелись!»

Володя выбросил ещё и заикающимся голосом сказал:

-Ешьте, лохматые друзья! Хоть вы и собаки, но лучше фашистов!

-Есть некогда. Вместе будем есть, а пока давай торопись...

Голова закружилась, и Володя сел на кучу мешков. «Что за чудо, почему собаки заговорили человеческим голосом?» — думал он.

Что было потом, Володя не помнит.

Проснувшись, он сообразил, что произошло. Голова трещит, в желудке словно пожар, горит все. Непонятный стук, приглушенный разговор. Натянув на себя ужасно пахнувший табаком мешок, мальчишка лежал ни жив ни мёртв. Табак лез в нос. Нестерпимо хотелось чихать. Он зажал ладонью рот и нос, но не сдержался, чихнул. Получилось кошачье фырканье.

-Опять кот? – услышал он голос немецкого кладовщика.

-Это я, ваше благородие,— подоспел с ответом Миша.

Плохо, очень плохо,— тряс головой кладовщик, разглядывая разбросанную по полу колбасу.— Шакалы, а не кошки.

В это время к складу подъехал в двухколёсной бричке комендант с переводчиком. Кладовщик вышел из склада. Воспользовавшись этим, Володя прошмыгнул в дверь и бросился наутёк.

Комендант заметил убегающего мальчишку и, хлестнув лошадь, погнался за ним. Все ближе и ближе топот копыт. Отчетливо слышна брань коменданта. Уже над головой храпит лошадь, на шею капает пена с удил... Просвистела нагайка — и кипятком обожгло спину.

Володя упал. Сколько лежал, не помнит. Встал. Липкая кровь залила лицо. Рядом никого, и мальчик побежал за околицу.

А там уже поджидал с самого утра Миша.

-Ой, Вовка, кто тебя так? Кровь-то, кровь-то... Давай подорожником.

Володя лёг на живот, и Миша обложил рану прохладными листьями подорожника. Хотелось Володе рассказать про спирт, но раздумал, стыдно. Вместо этого он предложил:

-Давай теперь в штаб заберёмся.

-Зачем? — удивился Миша.

-Немцам вредить будем, а потом песку в баки автомобилей насыплем, подожжём что-нибудь...

-Вот это дело,— сразу же согласился Миша.— Будем как настоящие разведчики.

Поговорив немного о предстоящих «боевых операциях», ребята направились в село. Домой они несли килограмма по два копченой колбасы.

-Где ночевал? — напустилась на Володю мать.

-Рыбачили с Мишкой. Всю ночь сидели на берегу. Ничего не поймали,— выкручивался Володя. Спина горела от немецкой нагайки, и очень хотелось спать.

-А колбасу где взял?

-На улице нашёл.

-Ой, врёшь! Ну да ладно, давай её сюда. Дяде Толе в тюрьму отнесём.

Рано утром направились в Мелитополь. Понесли в тюрьму дяде Толе

колбасу и картофельные оладьи.

Володя шёл впереди матери.

Тёплый ветер трепал его светлые волосы, обдувал спину, и рана болела не так сильно. «Как бы им за всё: за маму, за братишку, за дядю Толю, за де-вочку Олю и за себя отомстить?» — думал Володя.

Мать шла ровным, неторопливым шагом, немного откинув назад голову. Изредка она смотрела по сторонам на пустые, заросшие высоким бурьяном поля и повторяла одно и то же: «Проклятье!»

Замедлив шаг, Володя пошёл рядом с матерью.

-Мама, немцев скоро прогонят? — спросил он тихонько.

-Скоро,— ответила мать и тяжело вздохнула.

Володя заметил, что ей трудно говорить, и не стал больше приставать с вопросами.

В селе Константиновке решили отдохнуть. На улицах было пусто.

-А где же люди? — спросил Володя у старушки, которая шла навстречу с пустыми вёдрами.

-Работают,— прошамкала та. — Всех немец за реку согнал окопы рыть. Вроде наши Ростов взяли, сюда идут...

-Наши идут! Наши идут! — обрадованно закричал Володя.

Мать строго посмотрела на него и, не говоря ни слова, направилась к речной переправе. Через речку их перевёз мальчишка.

-Платы не надо, мы даром перевозим. А вот наши скоро придут, тоже перевозить будем...

-Комсомолец, поди? — спросила тихо Мария Васильевна.

-Это вас не касается. Вылезайте, приехали.

Когда проходили мимо того бугра, где Хопа стрелял когда-то из самодельной пушки, Володя рассказал о том, как он искал мать в этих местах. По городу шли молча.

-Вот и тюрьма,— остановилась мать, показывая на высокое здание с железными воротами.— Томятся там настоящие люди, а не жулики и убийцы.

Вдруг ворота раскрылись, и фашисты вывели из тюрьмы измождённых людей. Руки у них были связаны. Один из арестованных шёл с высоко поднятой головой. Рубашка на нём была разорвана в клочья.

Когда арестованные проходили совсем рядом, он посмотрел на Володю и чуть заметно подморгнул.

Володя не сразу узнал Хопу. Высокий, длинные растрёпанные волосы, лицо заросло, словно гусиным пухом, под глазами синяки. Сердце у Володи заколотилось, ноги ослабли.

-Хопа! Хопочка! За что тебя?!

Гитлеровец толкнул Хопу в спину дулом автомата, но тот даже не пошатнулся, продолжал идти твёрдым шагом.

Вслед за одной партией арестованных вывели другую. Гитлеровцы не разгоняли собравшуюся толпу. Пусть смотрят, как расправляются с теми, кто не покоряется.

-Прощай, пушкарь! — крикнул Володя и сжал кулаки: «Была бы хоть та пушка, из которой стрелял Хопа! Ух, я им, гадам...»

На плечо мальчишки легла чья-то горячая ладонь. Обернулся: стоит тот самый дед. Сгорбился, трясёт головой, нога поджата, в руках костыли.

-Подрастёшь, отомстишь за друга, а пока молчи, молчи...

-На расстрел повели,— вздохнула проходящая мимо пожилая женщина и перекрестилась.— Уж, какую партию угоняют, изверги.

-Петя! Петя! — надрывисто кричала женщина.— Петя! Сынок!

-А этого за что, боже мой? — удивилась Мария Васильевна.

В толпе арестованных шёл со связанными руками мальчишка лет десяти. Сквозь разорванную рубаху видны синие рубцы. Такие, как на спине у Володи, которых мать ещё не видела.

-Сыпал в баки машин песок и протыкал колёса,— дрожащим голосом объяснил старик.— Герой.

Володя хотел подойти к деду, сказать, что узнал его, спросить, почему он здесь и почему знает о мальчишке, но старый знакомый уже исчез.

Одна женщина, узнав, что мужа её расстреляли ночью, громко рыдала. «Может быть, и дядю расстреляли»,— подумал Володя.

Свидания с заключенными не разрешались. Всех, кто принёс передачу, немцы пропустили во двор, а затем начали ставить на узелках пометки дёгтем. Потом узелки летели в общую кучу. За высоким забором гремели цепи и лаяли собаки.

-Мама, идём отсюда,— попросил Володя.— Страшно как...

На обратном пути он нашёл на дороге немецкий бинокль.

-Брось,— приказала мать.

Володе не хотелось расставаться с находкой. Скрепя сердце швырнул он на пыльную дорогу бинокль, предварительно вывернув из него линзы.

Пожар

-Сколько протерпишь? — спросил Володя у Миши и приставил стекло линзы к пятке товарища.

-Пока дым не пойдёт,— ответил тот. Володя стал считать:

Раз, два, три...

На пятнадцатой секунде Миша вскрикнул:

-А теперь сам попробуй.

Володя принялся палить свою пятку.

-Зачем так быстро считаешь? Такие секунды не бывают.

Недолго терпел и Володя.

Потом ребята стали выжигать на доске свои имена. Скоро и это надоело.

Отдай мне эти стёкла,— попросил Миша,— буду рисунки на палках выжигать.

-Тоже мне, рисунки выжигать. Да этими штуками немецкую комендатуру спалить можно. Понял? Бросим ночью на камышовую крышу, а днём пожар. Кто поджёг? Пусть найдут попробуют.

-Вот потеха будет,— обрадовался Миша, потом задумался.— Не пойдёт. Кто линзу направит на солнце?

-Да, это верно,— согласился Володя.— Тогда давай насыплем в баки машин песок. Пусть попробуют на грязном бензине разъезжать.

-Боязно,— сказал Миша.

-Ну как хочешь,— произнёс Володя.

Уже давно разместилась в Васильевке автомобильная часть. Машины по всем садам стоят. Вот и здесь они приткнулись к яблоням, глазеют блестящими фарами.

Завтра они повезут снаряды фронту или отобранное у жителей села добро. Если бы вдруг все машины у немцев были испорчены, как тогда они смогли бы возить хлеб, крупу, бомбы, оружие?

Володя присел за куст, притаился.

«Песок сыпал... Герой...» — вспомнил деда. Если бы тот знакомый добрый дяденька, так ловко подделавшийся под старика-калеку, был рядом. Смелый, небось, человек.

До автомашины рукой подать. Подкрался к крайней и убедился, что часовой ничего не заметил, отвинтил крышку бензинового бака и бросил в него горсть песку. Булькнуло, но часовой даже не повернул головы. Подполз к другой машине. Снова булькнуло. Около пятой машины он вдруг вспомнил, что забыл поставить на место крышки от бензобаков, и пополз обратно. Через несколько минут все крышки были на месте, словно их никто не трогал.

Плохо, что в деревне не стало петухов. Некому кричать под утро. Незаметно подкрался рассвет. Уже хорошо виден часовой. Он стоял возле яблоньки и, обняв автомат, дремал.

Переползая от яблони к яблоне, от куста колючего крыжовника к душистой смородине, Володя выбрался из сада и во весь дух пустился к дому. Пробегая мимо того места, где когда-то жила Оля, он остановился. Из-под чёрной печки выглянул пёс, зарычал, но не залаял. «Надо ему ещё еды принести»,— подумал мальчик.

Вернувшись домой, он крепко уснул. Разбудил его звон колокола. На улице шум: «Пожар! Пожар!»

Возле комендатуры взад-вперёд бегали солдаты. Они отстояли дом. Сгорела только крыша.

В это время, откуда ни возьмись, появился Миша.

-Вот здорово,— подмигнул он приятелю,— это я из рогатки! Камень завернул в паклю и подпалил линзой... Здорово.

-Тише ты! Молчи!

Молчу, только почему от тебя бензином пахнет? — многозначительно спросил товарищ.

От Володи действительно пахло бензином на версту. Особенно от ру-башки.

-Надо постирать её,— предложил Миша.

Володе сразу стало страшно. Ему показалось, что сейчас нагрянут немцы и, как того мальчика, сначала изрубцуют нагайкой, а затем отправят в тюрьму. И так же соберётся толпа и будет смотреть, как его поведут на расстрел...

Разговор мальчишек услышала Мария Васильевна. Она позвала Володю в дом и сказала:

-Нынче воскресенье, сынок. Возьми-ка в сундуке чистую рубашку и штаны. А о делах ваших вы должны знать одни,— шепнула на ухо сыну.— Рогатку пусть Миша спрячет.

Переодевшись, Володя пошёл с другом на луг, где росла высокая трава и цвели цветы.

Долго растирал он в ладонях жёлтые цветы донника, чтобы руки пахли цветами, а не бензином. Смущала только чистая рубаха.

А вдруг кто-нибудь спросит, почему Володя в чистой рубахе? Всегда ходил в нестираной. Выход был найден быстро: Володя лёг в траву, а Миша начал волочить его за ноги, переворачивая с боку на бок. После этой процедуры рубашка стала грязно-зелёной.

Ребята от души хохотали. Усевшись в густую высокую траву, они вспоминали, как раздобыли колбасу в немецком складе, потом Володя сдвинул брови, посуровел и рассказал, как вели совсем ещё маленького мальчишку вместе со взрослыми на расстрел. А мальчишка какой... Герой!

-Слышишь, что это? — Миша вскочил, насторожился.— Угоняют.

Из Васильевки доносился плач женщин. По лугу бежали две девушки, за ними гнались немецкие солдаты. Догнали. Повели опять в село, скрутив руки.

-Бежим домой! Ну, если маму угонят, я им! — со злостью произнес Володя.— Бежим скорее!

В селе слышался плач: гитлеровцы угоняли в Германию девушек. Большую толпу женщин, стариков, детей окружили немецкие автоматчики.

Широко расставив ноги, стоит немецкий офицер. В руках здоровый жёлтый портфель. Офицер, заглядывая в список, называет фамилию, и после этого широколицый полицай выкрикивает фамилию несколько раз. Из толпы выводят девушку...

-Ух, гады! — шепчет Володя.— Вот, гады! Звери проклятые! А этот чёрт, морда рыжая, всегда с этим портфелем.

В толпе стоит мать, с нею брат Виктор. Володя только сейчас заметил их. «Когда же Виктор возвратился? — недоумевает Володя.— А может быть, прятался где-нибудь?»

Вдруг офицер повернулся в сторону ребят и что-то сказал солдату.

-Эй! — крикнул тот.— Давай тоже,— солдат указал автоматом, чтобы Володя и Миша стали в толпу.— Быстро!

Словно сговорившись, ребята бросились к изгороди. Раздалась длинная автоматная очередь. Володя упал в грядку и пополз на четвереньках в капусту.

Обернувшись, он увидел Мишу. Друг всё ещё перелезал через изгородь. Потом упал и не поднялся…

ВОЕННАЯ КАРТА

Блеснула молния. Пошёл крупный дождь. В придорожную канаву налило столько воды, что сидеть там стало невозможно. Сержант, командир группы разведчиков, посмотрел на часы со светящимся циферблатом, поднеёс их к уху, прищелкнул языком и сказал тихо:

-Ночь кончается, а толку нет.

-Надо было хватать того плюгавого немца, который шёл в Андреевку.

-Нам «язык» нужен офицерский, а не какой-нибудь. Что знает твой кривоногий тыловик, да ещё рядовой?

-Это верно, товарищ сержант.

-Сколько раз учил: в разведке обращаться по имени.

-Виноват, товарищ Петя.

-Не товарищ, а вообще — Петя. Давай сигнал.

-Мяу! — по-кошачьи закричал разведчик Фома.

В темноте послышались шаги. Подошли два разведчика. Они сидели в засаде у самого моста.

-Ну, как? — спросил сержант.

-Плохо,— ответил один из разведчиков.— На тот берег уже не перебраться, до следующей ночи придётся ждать.

-Мы уже и сарай подходящий присмотрели,— послышался другой голос.— Пересидеть бы дождь, а потом под Васильевку.

-Ладно,— согласился командир.— Пошли...

Молча слушал этот разговор ефрейтор Левашёв. Ему очень хотелось скорее добраться до Васильевки, где он учительствовал перед войной. Бывший учитель был почти уверен, что в знакомом селе разведчикам легко удалось бы раздобыть «языка».

В темноте разведчики подошли к маленькому, покосившемуся сараю.

-Фома, иди проверь,— приказал сержант,— а мы побудем тут. Если что, мяукай громче...

Фома вошёл в сарай, пошарил по углам лучиком фонарика. Ни души. Подошёл к куче сена, прислушался. Оттуда донесся лёгкий храп. Смахнув сено с храпящего, разведчик замер от удивления. Кто-то лежит под офицерской тужуркой. Навалившись всем телом на Володю и закрыв ему рот, Фома громко замяукал. В сарай ворвались разведчики.

-Полковника поймал,— прерывистым шёпотом доложил Фома командиру.— Щуплый, но живой. Ишь, брыкается...

Но каково же было удивление разведчиков, когда под тужуркой оказался мальчишка. Щурясь от яркого лучика фонаря, он недовольно сопел.

-Ты кто такой? — строго спросил сержант.— Почему здесь?

Володя сначала не отвечал, а потом увидел освещённого фонарём советского солдата и выпалил:

-Я Вовка Валахов, от немцев прячусь. Свой я, понимаете?

-А это откуда? — спросил сержант, освещая куртку немецкого полковника.

-Вместе с портфелем прихватил,— сознался Володя.

-С каким портфелем? — насторожился сержант.— Ну-ка покажи.

Володя разгрёб сено и, вытащив оттуда большой жёлтый портфель, протянул его сержанту:

-Забрался вчера в хату через окно и там стащил. Думаю: «Охраняется хата, значит, там офицерьё живёт». А где офицерьё, там и пожрать найдёшь... А что в нём? Ни крошки хлеба. Какая-то исчерченная карандашами карта да сигареты.

В портфеле действительно оказалось несколько пачек сигарет и карта. Развернув её, разведчики догадались: перед ними карта Мелитопольского укреплённого района.

-В каком селе раздобыл? — спросил сержант, заталкивая карту под гимнастёрку.— Вспомни-ка.

-В Воскресенске.

-Верно, так я и думал. Там штаб корпуса. Итак, братцы, срочно домой!

-А как же я? — сквозь слёзы спросил Володя.— На съедение им?

-Пойдёшь с нами,— ответил сержант.

Смотрит на Володю один из разведчиков — ефрейтор Левашёв — и думает: «Где я встречал этого парнишку?» Левашёв и не подозревал, что перед ним тот самый ученик из Васильевки, с которым занималась Оля. Разве мог он подумать, что в сорока километрах от дома прячется от немцев Володя Валахов. Да и узнать его сейчас нелегко. За два года вырос, огрубел и рассуждает не по-детски.

Изменился и учитель. Тогда был в чёрном костюме, гладко выбрит, на широкий лоб спадали пряди вьющихся волос, на лице играла улыбка. А теперь в кирзовых сапогах, в пятнистом маскировочном халате, пилотка на стриженой голове, давно не брит.

Накормили Володю колбасой и хлебом — и в путь. Разведчикам повезло. Никакой «язык» не может сказать того, что нанесено на военной карте. Это хорошо понимали разведчики. Только Володя ещё очень смутно представлял, что происходит, куда его ведут. Понятно было одно: рядом свои люди и от этого легко на сердце.

...Дождь всё лил и лил. Шли по сырой пашне, часто останавливаясь. Даже куст, освещённый вспышкой молнии, казался танком или автомашиной, а столб — часовым.

Вскоре вышли к небольшой речушке и направились вдоль берега. Восток начал белеть.

Впереди часто вспыхивали зарницы, слышались тупые удары пушек, отчётливо доносилась пулемётная трескотня.

-Рассредоточиться! — приказал сержант и ускорил шаг.

На дороге показался длинный обоз. Он двигался не к фронту, а в тыл. Гитлеровцы, укутанные кто чем, шли рядом с гружёными повозками.

-Удирают фрицы проклятые,— заметил сержант.— Может быть, поддать им жару?

В это время из расположенного невдалеке хутора вылетели всадники. Часть кавалеристов скакала прямо на немецкий обоз. Блестели клинки, и, как сложенные назад чёрные крылья, оттопырились бурки. Несколько кавалеристов промчались совсем близко. Они были в чёрных кубанках, с широкими, как у генералов, лампасами на брюках, с автоматами через плечо.

-Давай, давай, кубанцы! — кричал Фома.— Дайте им, чертям!

Размахивая длинными рукавами немецкой куртки, Володя тоже кричал:

-Давай! Рубай, гадов!

-Сними эту дрянь,— дёрнув за полу полковничьей куртки, сказал Володе один из разведчиков.— Глядеть противно.

Мальчишка снял куртку и бросил на дорогу. Левашёв поднял её и, заталкивая в вещевой мешок, произнёс с улыбкой:

-Пригодится. Как музейная редкость.

Стало совсем светло. Володя рассмотрел разведчиков: сержант Петя — блондин, строгий, но добрый; Фома — высокий, длиннорукий, с красным носом, медвежьи глаза так и бегают; Левашёв — длиннолицый, угрюмый. Володя так и не мог вспомнить, на кого похож ефрейтор.

Потешным оказался Илюша: водит длинным носом, точно вынюхивая что- то, и всегда шутит.

К вечеру разведчики вернулись в свою часть, и сержант доложил подполковнику о результатах разведки.

Володя слышал, как он чётко рапортовал:

-Товарищ гвардии подполковник, разведка из тыла врага возвратилась. Потерь нет. Привели мальчика Владимира Валахова, у которого обнаружена немецкая стратегическая карта.

-Давай его сюда! — громко приказал командир полка.— Ух, какой ге-рой!— сказал он, потрепав Володю за волосы.— Сколько лет?

-Тринадцать.

-Пионер?

-Так точно!

Подполковник внимательно разглядывал карту, хмурился, изредка косился на Володю и, как бы, между прочим, расспрашивал: где жил, кто отец и мать, почему убежал из Васильевки, как удалось украсть портфель.

Володя отвечал охотно, аппетитно уплетая кашу из солдатского котелка.

-Ну а почему ты именно к этому полковнику забрался?

-А,— безнадёжно махнул рукой Володя,— тётка одна виновата. Я искал того длинного палача, который друга Мишу убил. А тётка говорит, что у соседки живет какой-то Ганс, всегда с портфелем, всегда с адъютантом, часовой охраняет. Ну, думаю, пропорю ему брюхо штыком ночью. Штык ещё раньше нашёл в поле. Заодно, думаю, и портфель прихвачу... В нём списки людей, которых угоняют немцы. Когда пробрался к полковнику, он спал голый... Храпел, как трактор...

Быстро сложив карту и сунув ее в планшетку, подполковник улыбнулся.

-Спасибо, сынок! — сказал он и крепко обнял мальчишку.— Свежая. Составил её полковник Фокман. О! Это известный зверь.

Потом он ловко вскочил в седло, приказав кому-то:

-Зачислить хлопца на все виды довольствия!

ГВАРДЕЙСКИЙ ЗНАК

В сентябре 1943 года советские войска были вынуждены приостановить наступление в районе Мелитополя и расположились на левом берегу реки Молочной. Противник, имея много танков и пулемётов, прочно укрепился на правом берегу. Предстояли тяжёлые бои.

Гвардейский полк, в котором служил маленький солдат Володя Валахов, занял позиции южнее города Мелитополя за рекой Молочной и готовился к наступлению. Каждый день приходило пополнение, поступали новые машины, оружие, боеприпасы. Не теряя времени, солдаты изучали военное дело, тренировались в стрельбе, вели разведку.

Володю было трудно узнать в новеньком военном обмундировании. Была у него и шинель, и плащ-накидка, и свой котелок с ложкой. Словом, солдат как солдат, только ростом от горшка два вершка.

«Эх, мне бы автомат... Вот показал бы я фашистам, кто такой Володька Валахов»,— думал мальчишка. Но оказалось, что не так-то просто получить боевое оружие.

-Тебе разрешается бывать в трёх подразделениях,— сказал строго командир полка,— в санитарном пункте, в хозроте и возле кухни. Помогай солдатам в тылу.

-А когда я буду фашистов бить? — спросил обиженно Володя.

Прежде всего, нужно научиться владеть оружием, а потом посмотрим. Маловат ты еще.

Володя натолкал в сапоги соломы, вытягивался при встрече с Лепёшкиным, а тот только улыбался:

-Всё равно маловат.

Но маленький солдат всё же перехитрил командира. Шёл однажды подполковник с наблюдательного пункта в штаб и увидел Володю, который сидел на ящике из-под гранат с завязанными глазами. Вокруг него собралось человек десять разведчиков. Затаив дыхание, смотрели они, как мальчуган орудовал с автоматом, на ощупь, собирая его. Залюбовался работой мальчишки и подполковник.

-Это что! Я могу даже пистолет разобрать и собрать,— похвалился Во-лодя.

-А ну попробуй,— предложил Лепёшкин и протянул Володе свой пистолет.

На разборку и сборку пистолета Володе потребовалась всего одна минута.

-Молодец! — похвалил командир полка.— Теперь проверим тебя на практике.

Отойдя в лощину, подполковник поставил на немецкую каску спичечный коробок и сказал:

-Вот тебе три патрона и отойди на десять шагов от каски. Собьёшь с трех выстрелов коробку — получишь гвардейский значок.

Прищурив левый глаз, Володя прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Коробку с каски, словно ветром сдуло.

-Отлично! Когда же ты научился стрелять? — удивился командир.

-В Осовхиме, когда в Мелитополе жили, я постоянно в Осовхим ходил...

-Осоавиахим,— поправил Лепешкин.— Ну, а теперь в каску. Заряжай!

Володя выстрелил, и в каске появилось сквозное отверстие. Ни слова не

говоря, подполковник снял с груди своей гвардейский значок и прикрепил его к гимнастёрке рядового Валахова:

-За хорошее знание оружия, за карту, которую ты добыл для коман-дования... Носи, гвардии рядовой Валахов, этот знак доблести и славы с честью.

-Теперь в бой можно? — козырнул Володя.— Немцев лупить?

-Слабоват ты еще. Окрепни. Смотри, шея, как у птенчика,— улыбнулся подполковник.— Пока для начала назначаю тебя связным при штабе. Будешь выполнять особые задания.

Когда командир полка ушёл, Володя потрогал шею. И правда, тонкая, как у ощипанного петуха.

Наутро Володя уже крутился возле штабной землянки, надеясь получить особое задание. На шее у него намотано полотенце, каска на голове еле держится, потому что под ней скомканная газета, чтобы казаться чуточку выше ростом.

-Гвардии рядовой Валахов! Что с вами? — спросил начальник штаба, трогая полотенце.— Ранен?

-Заболела глотка...— прохрипел мальчишка.— Воды холодной глотнул.

-В медицинский пункт марш! — приказал майор.— Нельзя разносить инфекцию...

Вскоре Володя возвратился из медицинского пункта с запиской врача: «Совершенно здоров, если не принимать во внимание желания казаться взрослым».

-Врач пишет, что ты очень болен,— прочитав записку, сказал начальник штаба.— Иди в тыл, поближе к кухне, и получай там многократное питание от малокровия.

-Чего она понимает? Был бы врач, а то врачиха. Горло болело утром. Уже прошло. Хорошо, у кого шея толстая.

Начальник штаба, казавшийся Володе самым строгим человеком и белоручкой, потому что был всегда опрятен и делал замечания подчиненным за неряшливый вид, пристально посмотрел на Володю и приказал:

-Вынимай бумагу из-под каски. И солому выбрось из сапог!

Володя сел на выгоревшую траву, разулся, кряхтя, вывалил из сапог солому, а обуться не успел — начался обстрел. Снаряд пролетел над штабом и разорвался где-то далеко в тылу. Вслед за первым просвистели ещё два подряд...

Володя, схватив сапоги, путаясь в портянках, побежал к землянке. У входа упал и кубарем свалился к двери.

Начальник штаба сидел за столом и, не обращая внимания на босоногого гвардии рядового Валахова, говорил по телефону:

-Хорошо, я пришлю вам проводников!

Кончив разговаривать, он окинул взглядом Володю и сказал:

-Найди Левашёва из разведки и вместе с ним пойдёшь после обеда в штаб дивизии. Приведёте пополнение ко мне. Задача ясна?

-Ага,— ответил Володя.

-Это еще что за «ага»? А ну-ка по-военному!

-Есть! — исправился маленький солдат.

-Так-то,— улыбнулся майор.

РЕЗЕРВЫ

Левашёв собирался словно на парад: надел новую гимнастёрку с двумя медалями, достал где-то щётку, стал чистить сапоги. Сапоги уже блестят, как лакированные, а он всё чистит, натирает куском шинельного сукна.

-Запылятся,— замечает Володя.— Всё одно... В бою хуже, если блестят. Демаскируют.

-В бой пойдем, тогда иное дело,— ответил Левашёв,— а сейчас нам поручено привести в полк новичков. Что скажут они, если мы заявимся неряхами?

Володя взял щётку, тоже почистил свои новенькие сапоги. Правда, блеска не получилось, но всё же стали чище.

Шли по лугу, потом свернули в лесок. В кустах стояли танки, новые автомобили, зачехленные пушки. Часовой махнул рукой — обойти стороной. Пришлось свернуть.

На утоптанной полянке маршировали солдаты с автоматами на груди. Красиво ходят. Ряды ровные, удар ногами единый.

-У нас в школе тоже учились маршировать,— вздохнул Володя.— А теперь и школы, небось не стало. Сжигают фашисты все.

-А где твоя школа? — поинтересовался Левашёв.

-В Мелитополе. Я и в Васильевке учился, только на дому. Болел.

-Оля учила? Так ли? То-то я смотрю, парнишка знакомый, хотя и видел тебя только один раз. Вот ведь встреча... А ты не узнал меня?

-Немного узнал, только не хотел говорить,— смутился Володя.— Боялся, что отошлёте домой...

-Ну и ну! Значит, маскировочка? А я-то думаю, почему хлопец глаза свои васильковые прячет. Что же, ты думаешь, только по глазам узнают людей? Был-то совсем малыш. А ты, кажется, сказал командиру, что кончил пять классов и годов тебе «тринадцать с гаком». А если по-честному?

-По-честному, соврал... Хотел...

-Можешь не говорить, что хотел, я знаю. И всё же это плохо. Но испра-вимо,— улыбнулся Левашёв и надвинул на лоб пилотку.— Мы по-военному преодолеем тот «гак», что ты прибавил к тринадцати. Потом доложишь командиру: «Ошибка исправлена». Согласен?

-Факт, согласен. Только чтобы тайно,— попросил Володя.

Володя понимал, что рассказ о событиях в Васильевке, об Оле и Мише, о своих тяжёлых днях расстроит Левашёва, да и самому тяжело вспомнить такое, поэтому он не стал вспоминать прошлое. Левашёв тоже не торопился с расспросами.

Обошли кусты, наткнулись опять же на пушки. Стоят в глубоких окопах под сеткой, опустили стволы, притаились.

-И чего молчат? Лупить фашистов надо. Чапали бы на фронт,— заме-тил Володя.— Танки вон тоже киснут в тылу.

-Резервы. Вот подкопим силёнки, пойдём в наступление.

-Зачем резервы прячутся в кустах, если фашисты лезут?

-Твоя мать варенье варила? — неожиданно спросил Левашёв.

-Факт. Вишнёвое. И мёд покупала,— ответил Володя.— До войны только.

-И всё сразу на стол? Или понемногу давала, по праздникам?

-Конечно понемногу, всё сразу слопаешь, а потом?

-Значит, мать держала вкусное в резерве? — Левашёв уступил дорогу офицеру, отдал честь, потом положил руку на плечо Володи, сказал строго: — Брось это словечко «слопал». Учись говорить красиво, грамотно. Что получилось, если бы ты перед строем солдат сказал: «Чапайте, братцы, лопать»?

Володя засмеялся. Смешно стало, когда услышал свои слова из уст Лева- шёва.

-Когда офицером стану, не буду так говорить. А пока...

-Воздух! — послышалось из кустов.

Дружно застучали зенитки.

-Рама,— сказал Володя.— Ого, куда забралась...

-Боится зенитчиков,— пояснил Левашёв.— Разведчик. Если засечёт вот эти танки в кустах, жди бомбардировщиков. А ты говоришь, танки прячутся. Маскируются, брат.

-Скорей бы двинули эти резервы. В бой охота. Ух, я фашистам задал бы...

-Ты думаешь, резервы в кустах только отдыхают? — спросил Левашёв.— Они обучаются, готовятся, запасаются боеприпасами. Тебе тоже надо подучиться. Автомат надо знать, пулемёт, гранаты... Тактику боя понять необходимо. В бою пригодится.

-Я автомат знаю,— похвастался Володя.— Пробовал стрелять. А вот тактику не знаю. А без неё можно?

-Тактика, брат, наука. Тут и силы противника знать надо, и его воору-жение, и как применять свои автоматы, артиллерию, танки... Как и когда вы-двигать резервы, как блокировать огневые точки. Это очень сложно. Не думай, что с винтовкой и с криком «ура» легко гнать врага. Кто так думает, победу не завоюет.

Не понять пока все это Володе. Он убежден, что побеждает только тот, кто смело бросается на врага.

Наконец пришли на хутор. Нашли штаб дивизии. Снуют легковые машины, возле хат часовые. Солдаты — их было человек сто — уже ждали проводников.

-Узбеки и казахи,— шепнул Левашёв Володе.— Ребята хорошие, только по-русски говорят плохо.

Володю окружили солдаты. Удивляются: такой маленький, а уже на фронте.

Он обстрелянный,— сказал Левашев.— Маловат, но у него большие счёты с врагом.

-В гвардейском полку будете служить,— сказал Володя и выпятил грудь, показывая свой значок.— Проявите себя в бою, получите такой же значок.

-Якши,— ответил усатый солдат, улыбаясь.

-Якши, якши,— заговорили и другие.

Левашёв объявил:

-В полк пойдём, когда стемнеет.

-Якши,— ответил сержант с обвисшими редкими усами.

-А сейчас все в тень под яблони и не расходиться! Быть на месте.

-Под яблони и не расходиться! — повторил усатый сержант.

-А мы,— спросил Володя,— тоже в саду посидим?

Левашев и Володя уединились под густой вишней, подкрепились сухим солдатским пайком, состоящим из куска хлеба и банки тушёнки, и завели неторопливый разговор. Всё, что так накипело в сердце маленького солдата, всё, что пережил и передумал, Володя рассказал Левашёву.

-Теперь я понимаю,— сказал учитель,— ты должен сам отомстить им за всё.

ПИСЬМО К МАТЕРИ

В конце лета, когда гвардейский полк подполковника Лепёшкина стоял в обороне и готовился к решительному штурму мелитопольских позиций, ефрейтор Левашёв побывал в родном селе. Командир разрешил.

Нерадостные вести принёс он, возвратившись в полк. Семья его погибла от рук палачей, мать Володи тяжело больна.

Узнав о том, что мать жива, Володя написал ей письмо: «Здравствуй, дорогая мамочка! Пишет тебе гвардии рядовой Вова Валахов — твой сын.

Здравствуй, брат Виктор!

Не ругай меня, мама, что я покинул тебя. Победим фашистов, и я сразу же приеду домой. Может быть, ты думаешь, что меня вместе с Мишей убили немцы? Нет, я жив и здоров. Убежал я тогда. Фашисты стреляли, а я лежал возле ног офицера под широкими листьями капусты, вот они и не увидели меня. Ночью я убежал далеко-далеко и заблудился в плавнях реки. Вот где страху было!.. Топь такая, чуть не провалился с головой. А комары проклятые искусали, спасу нет. Глаза заплыли. Комары не лучше фашистов!

Сначала терпел. Питался камышовыми корешками, а потом как начало от них тошнить, я чуть не умер. А тут еще пушки стрелять стали. Лупят по плавням, как будто, поганые оккупанты узнали, что я там спрятался. Иначе, зачем им снаряды тратить зря?

Кажись, на третий день я нашёл штык. Длинный, ржавый, но острый, как моя пика. И подался я искать того фашиста, который угнал вас да Мишу убил. Нашёл немца с портфелем, в котором фашисты документы хранят. Хотел запороть его штыком, да жалко стало хозяйку дома. Ведь убьют они её потом. Но портфель оказался ценным — с картой. Отдал я его нашему командиру, и он меня похвалил.

Может быть, ты думаешь, что мне тут плохо? Нет, мама, все меня любят, сплю с солдатами и ем солдатский харч. Повар наш очень вкусно готовит. И хотя я настоящий солдат и значок гвардейский имею, но повару иногда помогаю.

Хороший у меня командир сержант Петя. Он разведчик. А подполковник Лепёшкин — это командир полка. Строгий, но меня не обижает. Когда, бывает свободен, то всегда зовёт в свою землянку, и там мы играем в шашки, чай пьё м. И жена у него тоже умная. Не какая-нибудь просто женщина, а врач, капитан.

Детей у них нет, и они говорят, чтоб я после войны к ним поехал. Вот смешные... Нет, после войны я поеду домой, к тебе, дорогая моя мама. Лишь бы скорее кончалась война.

И ещё у нас в полку есть разведчик Левашёв. Это наш учитель. Да только мы не сразу узнали друг друга. Я подрос, и он стал толще, да медали у него теперь две. Собирается меня учить, но ничего из этого не получится. Скоро в бой пойдём, и мне некогда будет детскими делами заниматься.

Ты не беспокойся, мама, как победим Гитлера, так сразу приеду домой. И врагам я не поддамся, не бойся. Отомщу им за всё, пусть знают, как соваться к нам. А если встретишь того деда, скажи, что я помню его и, когда вырасту, обязательно отдам долг за ботинки. Только не забудь сказать, что я стал советским солдатом. До свидания. К сему гвардии рядовой твой сын Володька».

В РАЗВЕДКЕ

Сержант Петя возвратился из штаба в хорошем настроении.

-Ну, хлопцы, задание получил. Идём в тыл врага на окраину Мелитополя разведывать пушки да минометы врага.

Узнав об этом, гвардии рядовой Валахов стал упрашивать сержанта, чтобы тот взял и его с собой в разведку.

-Я город хорошо знаю,— доказывал Володя.— Каждый дом знаком.

Но сержант был неумолим. Разведчики ушли, и Володя остался в землянке один. С досады он забрался на нары и не заметил, как заснул. Разбудил его приглушённый голос:

-Я же говорил, что на бревне плыть надо... Не послушали — вот и по-теряли Илюшу.

-Да, нехорошо получилось,— вздохнул сержант.— Товарища потеряли и задания не выполнили...

Володя сразу понял, о чеё речь идет, и чуть не расплакался. Жаль ему было весёлого Илью.

-Почему меня не взяли? — сквозь слёзы говорил он.— Я бы вас неза-метно в город провел.

На следующую ночь снова вышли в разведку сержант Петя и ефрейтор Левашёв. Никто не заметил, куда исчез Володя. А, в плавнях, когда разведчики уже были далеко от своих, вдруг раздался топот, кто-то догонял, пробираясь по тропе в зарослях камыша.

-Чего остановились? — послышался голос Володи.— Правильно идете...

-Кто тебе позволил? Марш обратно!

-Ну чего кричишь, немцы услышат,— зашептал Володя.— Я уж давно сзади иду. Мешаю вам, что ли?

-Ладно, леший тебя за ногу, идем,— разрешил сержант.— Но смотри!

-Есть смотреть! А чего смотреть-то?

-Не хныкать! Вот чего.

Левашёв и Петя были одеты в немецкое обмундирование, а Володя, зная об этом еще утром, надел на себя тряпьё, раздобытое в покинутой жильцами хате.

Ночь тёмная, сыро, с камыша словно дождь льёт. Ноги утопают выше колен. Вот и лодка. Теперь не страшно. Сержант знает, что немцы охраняют плавни только с одной стороны.

Несколько сильных гребков — и снова камыш. Лодка подминает его, едва ползёт, потом остановилась и ни с места.

-Прыгайте! — шепчет сержант.

Наконец-то под ногами твёрдая почва — сплошные кочки.

-Теперь идите за мной, тут я всё знаю,— сказал Володя и оказался впереди.— Не отставайте!

Обогнули какие-то скирды, долго пробирались по кустам и наконец — огороды.

-Окраина села,— шепнул юный разведчик.— А потом город будет.

Наткнулись на немецкую батарею, но, не замеченные часовыми, обошли

её и оказались в заросшем бурьяном огороде. Вокруг ни души.

-Ну, «Иван Сусанин»,— сказал сержант,— ховайся и жди нас. Возвра-тимся завтра ночью. Сигнал — кваканье лягушки.

-А я? Я тоже...

-Слушай, что говорят,— оборвал сержант.

-Вот тебе хлеб и колбаса,— сказал Левашёв, передавая мешок Володе.— Осторожно, земляк.

Володя возразить не успел. Сержант и Левашёв мгновенно исчезли в темноте.

Долго лежал Володя в огороде, прислушиваясь к грому пушек и перестуку пулемётов, потом встал и пошёл ближе к городу. «Как будто я не могу выявлять, где и что у немцев»,— подумал мальчишка. Он осмотрелся. Над камышовыми зарослями белело небо.

Сорвав два кабачка и засунув их в карманы штанов, Володя осторожно пополз. При каждом шорохе замирал, всем телом прижимаясь к земле. Часовые его не замечали, но страшно было оттого, что наша артиллерия стреляла по окраине города и вокруг то и дело свистели осколки.

В одном месте Володя чуть не столкнулся с часовым. Чтобы отвлечь его внимание, он бросил камень на крышу дома. Загремело железо. Немец насторожился и пошёл за угол.

Тем временем маленький разведчик прошмыгнул через двор и оказался на знакомой улице. Прижимаясь к домам, перебегая от угла к углу, он пробирался всё дальше.

Начало светать. С реки Молочной дул прохладный ветер, и промокший мальчик дрожал от холода. В городе не осталось ни одного не пострадавшего от войны дома. Кажется, что горожане покинули Мелитополь.

С трудом Володя нашёл дом, в котором жил его друг Толя. Мальчишки вместе ходили на речку, купались, рыбачили. Постучал. Из-за закрытых ставен донесся женский старческий голос:

-Кого надо?

-Где Толька? — спросил он.

-Спит в погребе... А ты кто будешь?

Друг Тольки,— снова зашептал Володя в щёлку ставни.

Из дома вышла старушка. Пропуская мальчика в комнату, она вор-чала:

-Стреляют и стреляют... Житья никакого нет. Из-за речки наши палят. И немецкие пушки кругом. На Октябрьской стоит какой-то шестидульный анчихрист, на Сенной площади — орудия, длинные, в небо глядят.

«Зенитки,— сообразил Володя. — Надо запомнить».

Где-то рядом разорвался снаряд.-Иди-ка ты к Тольке в погреб,— заволновалась старуха.— А то шарахнет в тебя, будешь знать.

В погребе было сыро. Минут, пять Володя всматривался в темноту, прежде чем увидел своего друга, который спал на соломе. К нему под бочок и прилёг Володя.

-Толька, проснись ты,— начал тормошить он товарища и ткнул пальцем в бок.

-Не коли,— спросонья забормотал тот и открыл глаза. Узнав Володю, обрадовался, заговорил звонким голосом: — А мне приснилось, что меня немцы колют штыком...

-Я тебе кабачков принёс,— сказал Володя.

-У нас свои есть,— сонно проговорил Толя.

Разговор дальше не клеился.

-Давай лучше на улицу пойдём,— предложил Володя.— Там пушки стреляют. Ух, как интересно!

-Пойдем! — живо согласился Толя и сбросил с себя одеяло.

Они вылезли из погреба. Солнце светило вовсю. Изредка то там, то здесь рвались снаряды.

-Не боишься? — спросил Володя.

-Я ничего не боюсь,— хвастливо заявил Толя и выпятил грудь, как петух.— Теперь хана немцам. Наши идут. Слышишь, как бьют пушки?

-Тогда помоги мне в одном деле,— предложил Володя.

-В каком?

-Понимаешь, встретил я вчера своего учителя на улице, а он мне и говорит: после войны наш город музеем будет,— начал сочинять Володя.— Где штаб немецкий был, где пушки у них стояли — везде дощечки потом повесят. Вот нам и нужно эти сведения собрать.

-Музей — это хорошо,— недоверчиво отнёсся к его словам Толя и, немного подумав, добавил: — Обманываешь ты, наверное, меня...

-Зачем же тебя обманывать? — сделал обиженный вид маленький раз-ведчик.— Всё натурально.

-Я сразу догадался, кто ты такой,— прищурил глаза Толя.— Парти-занишь, да?

Володя испуганно замахал руками, ему не хотелось разглашать военную тайну.

-Нет, что ты. Я бродячий. Мать потерял, родных нет.

-Меня не обманешь. Дай честное пионерское,— прошептал Толя.— Самое коммунистическое.

Володя промолчал. А Толя уже горячо шептал ему:

-Я никому не скажу. Ты не бойся... И в разведку с тобой пойду. Я храб-рый. А в подвал меня бабка загнала...

Володя молча пожал руку приятелю. Через несколько минут мальчишки уже шныряли по городу, высматривая, где находятся замаскированные батареи врага. Немцы не обращали на маленьких оборванцев никакого внимания. Они не догадывались, зачем один из мальчишек таскает с собой длинный кабачок. А Володя делал на нем ногтем отметки, которые мог расшифровать только сам.

К вечеру, когда пошёл мелкий дождь, нужные сведения были уже собраны. Володя решил не сидеть больше ни одной минуты, а пробираться к огородам в сорняки, где в условленном месте должен встретиться с сержантом и Левашёвым. Простившись с Толей, он юркнул в дырявый забор и исчез.

-Ква-ква! — тихо подал сигнал Володя.

Ответа нет. Присел в высокую лебеду, притаился. Сердце колотится радостно, и хочется улыбаться. Это от удачной разведки распирает грудь ребячья гордость.

-Ква-ква! — послышалось недалеко.

-Ква-ква! — ответил Володя.

Картофельная ботва зашевелилась, и из неё показалась голова сержанта.

-Всё в порядке? — тихо спросил Володя.

-Порядочек. Где ты пропадал?

-Там, где и вы. Разведку делал...

-Идём, голова садовая. Левашёв уже у лодки.

-Тогда пошли скорее!

Когда разведчики были около плавней, немцы начали стрелять в небо осветительными ракетами. Несколько секунд от них было светло как днем, а когда они гасли, становилось так темно, что не было видно друг друга.

-Я с закрытыми глазами найду, где наша лодка спрятана,— шепнул Володя.

-Тат-та-та! — заговорил где-то сзади на обрывистом берегу пулемёт.

-Бах-бах! — ответило с противоположного берега. Вероятно, это наша пушка прямой наводкой ударила по пулемёту. И снова тишина.

На этот раз переправиться было нелегко. Слева по плавням стрелял миномёт. Осколки шуршали над головой и шлепались в воду.

-Ух ты, перец с чесноком! — выругался Володя, подражая командиру. По руке что-то царапнуло.

Вот уже видны очертания берега.

-Свои, что ли? — раздался в темноте знакомый голос Фомы.

-Свои,— ответил сержант.

Выйдя из лодки, он первым делом попросил закурить. В кулаке Фомы вспыхнул огонёк зажигалки, и сержант жадно вдохнул махорочный дым.

-Посветите сюда,— попросил Володя и протянул руку.

Вспыхнула зажигалка, и мальчишка увидел струйку крови, стекающую с локтя.

-Взял я его на свою голову,— сокрушался сержант.

О чём говорили дальше, Володя не помнит. Очнулся он в светлой хате. Туго перевязанная рука ныла. У изголовья сидел подполковник Лепёшкин.

-Ну, рассказывай,— тихо попросил он и погладил рукой по голове маленького гвардейца.— По закону пороть вас с сержантом надо. Но победителей не судят.

-А мы приказ выполнили, товарищ подполковник. Разве что не так?

-Ладно, докладывай. Всё так, все отлично, потому и зашёл к тебе.

-У меня всё на кабачке отмечено,— сказал Володя и потянулся к штанам, в карманах которых хранились драгоценные кабачки. Увы, карманы были пусты.

-Где кабачки? — испуганно спросил маленький разведчик.

-А вот они,— запросто ответил подполковник и показал на сковородку с жареными кабачками.

-Перец с чесноком! — возмутился Володя.— Непорядок!

-Будет порядок,— ответил командир полка.— Адъютант! Прикажите повару подать перец с чесноком.

-Да не в этом дело! — всплеснул руками маленький разведчик.— Ведь у меня на кабачках всё было записано, а вы мою шпаргалку поджарили...— Володя чуть не плакал.— Весь труд теперь даром пропал.

-Это дело поправимое,— успокоил мальчишку командир.— Ты же ведь не забыл, где пушки немецкие стоят?

Позавтракав, Володя стал обстоятельно рассказывать командиру о том, что видел в городе. Подполковник еле успевал делать пометки на топографической карте.

Сведения оказались очень ценными и своевременными. Через несколько дней наши войска пошли в наступление. Советская артиллерия и краснозвездные штурмовики точными ударами сметали с лица земли огневые точки врага, ловко замаскированные на улицах Мелитополя. Им помогли сведения, добытые в тылу фашистов маленьким разведчиком, советским пионером Володей Валаховым.

ПОДВИГ И НАГРАДА

Левашёв оказался настойчивым человеком. Дел у разведчиков по горло, а он за своё:

-Пора, Валахов, за учёбу. Командир полка требует, чтобы я учил тебя.

-Как же это так? — удивился мальчишка.— Все воюют, а я задачки решать буду?

-Будешь учиться — останешься в полку. Не будешь — подполковник сам отвезёт в детский дом,— припугнул ефрейтор.— Приказ выполняют, а не обсуждают.

Расставаться с полком Володе не хотелось, и он беспрекословно подчинился приказу командира. В часы затишья усердно решал задачки, учил правила грамматики. Разведчики где-то раздобыли роман Толстого «Война и мир». Володя прочитал его своим фронтовым друзьям от корки до корки. Французский текст он пропускал.

-Хорошо читаешь,— с завистью говорил ему Фома,— а у меня вот грамоты маловато. С малых лет работал конюхом. Не учился, а зря. Может, генералом давно бы стал. Словом, берусь за учебу.

Так у ефрейтора Левашёва стало два ученика. Но учиться вместе им долго не пришлось.

Как-то раз во время очередного урока в землянку к разведчикам вбежал сержант и приказал им срочно отправляться на открытое партийное собрание в штаб.

В позолоченном осенью саду выступал и гвардии подполковник Лепёшкин. Он говорил о том, что скоро полк пойдет в наступление и коммунисты должны быть впереди. В конце своего выступления командир добавил:

-Среди нас есть пионер Валахов. Этот храбрый юный разведчик сделал большое дело! Он достал карту немецкого укрепленного района, выполнял важное боевое задание. Но теперь, когда начнется наступление, ему надо быть в тылу. Так что учтите это, товарищ Валахов!

Потом выступали коммунисты и комсомольцы. Они говорили о том, как лучше выполнить приказ командования, заверяли, что будут в бою смелыми, и обещали обязательно победить врага.

Хотелось и Володе быть таким, как все коммунисты и комсомольцы, тоже пойти в бой, но он знал: нарушать приказ нельзя.

-Это будет страшный бой,— сказал Левашёв.— И командир полка прав, что Володя не должен быть на передовой.

На следующий день, на рассвете, начался такой грохот, что казалось: сама земля разваливается на части.

Володя выбежал из землянки. Грохот заглушал все. Стреляли пушки, пулемёты, сотрясали воздух гулом гвардейские минометы «катюши», ревели самолёты.

На военном языке это называется артиллерийской и авиационной подготовкой атаки. Наступление началось по всему фронту.

Володя вбежал на высотку, хотел посмотреть, что творится вокруг, но высотка оказалась уже занятой. Там в неглубоком окопчике стояли генерал и несколько офицеров.

-Рядовой Валахов, разведчик роты из полка Лепёшкина,— доложил Володя и вытянулся в струнку.

Генерал строго посмотрел на маленького солдата и, обращаясь к одному из офицеров, спросил:

-Что тут Лепёшкин, детский сад развел, что ли?

Офицер что-то шепнул генералу, и лицо того сразу подобрело.

-Слышал, слышал о таком,— заговорил он.— Хорошую карту раздобыл, но воевать ему всё-таки рановато.

-Товарищ генерал, разрешите в стереотрубу посмотреть,— нерешительно попросил Володя.

-Посмотри,— разрешил генерал.

Прильнув к трубе, Володя увидел танки. Они стреляли с ходу. Из сада, сверкая клинками, выскочили конники. Артиллеристы катили вперёд пушки, останавливались, стреляли и снова катили. Володя водил стереотрубу то вправо, то влево, но знакомых разведчиков так и не увидел. Все пехотинцы казались одинаковыми. Бежали, падали и снова бежали.

-Насмотрелся? — спросил генерал.— А теперь срочно в тыл.— Генерал окинул Володю взглядом и тяжело вздохнул: — А эту записку передай своему командиру полка после боя.

-Есть! — ответил маленький солдат.

Он ушёл с НП генерала, но ему хотелось быть там, где идёт бой, и самому сразиться с врагом, и казалось, что это совсем просто: стреляй, догоняй удирающих фашистов.

-Где ты болтаешься? — напустился на Володю Фома, когда тот вернулся в землянку.— Полк в наступление пошёл, а меня нянькой к тебе приставили... Разве это дело?

-А я тебя не держу,— буркнул Володя.— Без разрешения я сам туда не пойду. Раз нельзя, значит, нельзя.

-Тогда я пойду, а ты около кухни побудь,— заторопился Фома и, взяв автомат, выскочил из землянки.

На окраине Мелитополя стоял несмолкаемый гул. Стреляли орудия, громыхали танки, пикировали из-за облаков самолёты. Поодиночке и группами шли в тыл раненые. У кого забинтована голова, у кого рука, нога... То здесь, то там, прямо возле хат, рвутся снаряды. Огрызаются гитлеровцы.

Розовощёкий повар то и дело поглядывал туда, откуда доносился грохот боя, ругался:

-Каша давно готова, а куда подавать кухню, чёрт знает! Солдаты, небось, проголодались.

Володя молчал. Какое ему было дело до какой-то каши, когда его товарищи сражаются с врагом, когда вокруг такое творится.

-Может быть, ты сбегаешь и узнаешь у командира, куда кашу подавать? — не унимался повар.— Вот черти. Гляди, и к вечеру не затихнет.

Володе только того и нужно было. Сбросив фартук, он побежал в сторону грохота. Миновал лощину, оказался на пригорке.

-Ты куда? — окликнул его солдат из окопчика.

-Командира ищу! — второпях ответил Володя и побежал дальше.

Запыхался. Кажется, рядом стреляют, а людей нет. Над головой просвистел снаряд. Мальчишка скатился в воронку и, к своему удивлению, увидел там Левашёва.

-А ты зачем здесь?

-Командира ищу. Спросить надо, куда обед подавать.

-Уходи немедленно, сейчас не до обеда,— рассердился ефрейтор.

Он сказал ещё что-то, но Володя не расслышал его слов. Со стороны противника ударили сразу несколько орудий и пулемётов. Левашёв чуть пригнулся, а потом, выглянув из воронки, начал строчить из автомата.

-Сиди тут! — крикнул он Володе и куда-то побежал.

Терпкий запах пороховой гари ударил в нос. Мальчишка тоже выглянул из воронки. Совсем рядом лежали два убитых немца. А чуть подальше валялся перевернутый вверх колёсами пулемёт. Володя, оказывается, очутился в самом пекле боя. Он видел, как с автоматом бежал его командир — разведчик Петя. Потом неожиданно взмахнул руками и, выронив автомат, упал.

-Петю убили! — не своим голосом закричал Володя.— Убили!

Вдруг откуда-то появился капитан — командир батальона.

-Левашёв! — крикнул капитан.— Возьми пару солдат и зайди справа, а я по картофельному полю попытаюсь в лоб ударить.

-Куда кашу нести? — спросил Володя, вспомнив поручение, но командир или не расслышал, или ему было не до каши. Кругом стояла оглушительная трескотня. Он лишь махнул рукой: уходи!

Справа Левашёв не смог зайти. В картофельном поле солдаты были на виду. Лишь одна борозда была чуть глубже других и над ней сплелась ботва, но надо быть очень маленьким, чтоб, прижавшись к земле, подползти к вражескому окопу, из которого строчит пулемёт.

Наши бойцы залегли. Вражеский пулемёт не замолкал. Он не давал поднять головы нашим солдатам.

Капитан, пригнувшись, пробежал мимо Володи и крикнул:

-А ты марш отсюда!

Пулемёт врага все стрелял и стрелял.

Рядом в окопе стонал раненый пожилой солдат:

-Да нешто на него управы нету! Незаметно надо...

Володя посмотрел вокруг. На глаза попалась противотанковая граната, видимо, кем-то забытая в окопчике. Мальчишка несказанно обрадовался находке. Такой штукой не только пулемёт, а самую большую пушку можно заставить замолчать. Он знал, как обращаться с нею, хотя еще никогда не бросал.

Володя выбрался из окопа и пополз по той заросшей ботвой борозде к курганчику, с которого строчил пулемёт врага. За ворот гимнастёрки сыпалась сухая картофельная ботва. На зубах хрустел песок. Пулемёт стрелял рядом.

Володя ещё прополз немного и неожиданно свалился в старый окоп. Согнувшись, прошёл вперёд и увидал ветки, за ветками, рукой подать, гитлеровцы. Володя знал: рядом подмога. Он быстро встал и крикнул что было сил:

-Ага! Попались!

Взмахнув гранатой, он застыл над фашистскими вояками. Пулемёт сразу замолчал.

Фашисты могли убить Володю, но в руках у него — противотанковая граната. Упади маленький солдат, скошенный вражеской пулей, граната мгновенно взорвётся со страшной силой — и тогда всем «капут».

Воспользовавшись коротким замешательством противника, наши бойцы ринулись в атаку.

-Руки вверх!— услышал Володя над окопом знакомый голос и увидел капитана.— Не шевелиться!

Немцы, задрав руки, злобно смотрели на маленького советского солдата, который заставил их сложить оружие.

-Отвести пленных в тыл! — приказал капитан и, кивнув на противотанковую гранату в руках Володи, стал ругаться: — Знаешь, что этой штукой танк разбить можно? А ты схватил. Погоди, устрою тебе баню.

-А я что, дурак? — простодушно ответил Володя.— Я вытащил из неё запал для безопасности. Вот смотрите.

Стоявшие рядом солдаты громко рассмеялись. А гитлеровцы перегля-нулись.

Капитан сначала улыбнулся, потом насупил брови:

-Ладно, ведите их вместе с Левашёвым. А это тебе,— командир подарил юному разведчику новенький парабеллум.

...Через пять дней, когда уже был освобождён Мелитополь, Лепёшкин навестил Володю.

-Приехал пороть тебя за непослушание,— шутил он.— Вот и в записке, которую ты передал мне, командующий так и пишет: «пороть». Правда, не тебя, а меня хочет генерал пороть.

«Я больше не буду»,— хотел сказать мальчишка, но промолчал.

А подполковник, вынув из кармана медаль «За отвагу», уже серьёзным голосом произнёс:

-От имени Президиума Верховного Совета СССР вручаю тебе награду.— Прикрепляя медаль к гимнастёрке маленького солдата, добавил: — Кроме того, тебе присвоено звание сержанта!

Служу Советскому Союзу! — отчеканил Володя.

Командир был весел. Полк отлично выполнил боевую задачу. Многие гвардейцы и сам командир были награждены боевыми наградами.

В тот же день полк двинулся вперед. Маленький сержант ехал на вороном коне рядом с подполковником Лепёшкиным. Медаль он прикрепил на борт шинели. Через плечо на ремне висел пистолет.

Когда полк проходил по улицам Мелитополя, Володя увидел Толю. Мальчишка стоял с лопатой возле дома и смотрел на солдат-освободителей.

-Толька! — крикнул Володя и помахал приятелю рукой.

Толя узнал товарища, но нисколько не удивился, увидев его на коне и в военной форме.

-Уходишь? — спросил он.

-Победим Гитлера, приеду! А что ты делаешь?

-Закапываю воронки. Приезжай, Вовка!

-Ладно! — крикнул Володя и повернулся к приятелю так, чтобы тот увидел медаль на отвороте шинели. Но Толя медали не заметил. Он помахал над головой старой шапкой и крикнул вдогонку:

-А Кривого бомбой убило!

-Ну и пусть! — без сожаления отозвался Володя.

Уже вечерело. Мелитополь позади. Полк шёл через разбитый полустанок. И там Володя увидал идущих под конвоем полицейских и железнодорожников.

-Вова! Вова! — вдруг послышался голос из чёрной кучки идущих людей.— Вова! Скажи им, что я на немцев не работал.

Володя узнал дядю Александра, забилось сердце, и стало до тошноты противно.

-Ты предатель Родины! — крикнул Володя и отвернулся.

-Видал, родня нашлась,— сплюнул Фома.— Это тот, о котором ты рас-сказывал?

-Он самый,— сказал Володя, задыхаясь от злости.— Шкура. Кучка людей в чёрном удалилась, но всё ещё слышалось:

-Вова! Скажи им...

НА УЧЕБУ

Это было на Днепре. Володя впервые в своей жизни получил письмо. Конверт из старой, пожелтевшей обложки ученической тетради. Письмо было от матери. Не дочитав его, Володя побежал к разведчикам.

-От мамы...— только и мог выговорить он, протягивая письмо Левашеву.

-Читай вслух,— попросил Фома.

Его поддержали другие разведчики. Левашёв кашлянул и, разгладив на ладони листок, начал громко читать:

«Здравствуй, сынок Володя! Вчера пришёл председатель колхоза и говорит: «Мария, радуйся! Письмо тебе от Володи». Я так и обомлела. Значит, жив ты, мой родной! Где же ты теперь? Неужели правда, воюешь, как настоящий солдат? Ведь тебе...»

Левашёв поперхнулся и хотел пропустить, что было написано дальше, но Фома заставил:

-Читай подряд!

-«Ведь тебе только тринадцать годков,— продолжал читать ефрейтор.— Страшно тебе, наверно, на фронте? Ты уж попроси командира, чтобы отпустил домой.

А мне, родной, тоже досталось от фашистов. Немцы собрали в селе баб и погнали, как скот, в Германию. Кормили жмыхом да сырой свёклой. А били они нас без жалости. Может быть, и в живых не остались, если бы не разбила Красная Армия поганых фашистов.

Колхоз наш пока бедный. Мужиков нет, машины в армию отдали. В поле — одни бабы да малыши. Я не работаю. Лежу пластом и кровью харкаю.

Спрашивал о тебе Клименко. Тот «дед», которого мы видали у тюрьмы. Я его не узнала сразу. Рассказывал он, как вёз тебя когда-то на коне в Васильевку. Партизанил он. И того мальчика, и нашего дядю Толю спасли партизаны, не дали немцам расстрелять их. А теперь работает Клименко в районе секретарём партии. Пропиши, сыночек, долго ли ещё воевать будешь? Если командир не пустит тебя домой, то служи усердно, начальство слушайся, а фашистов бей нещадно. Отомсти им за все наши страдания, дорогой мой маленький солдатик. А кончится война — учись на командира. Может, и я доживу до тех лет, чтобы на тебя полюбоваться.

Пропиши мне, сынок, где ты, сыт ли, одет ли, не обижают ли тебя.

Целую тебя крепко. Твоя мама».

-Тут есть приписка,— добавил Левашёв и прочел: — «Вовка, это я писал. Мама диктовала. Плохо ей. Ну, бывай. Твой брат Виктор».

Фома молча подошёл к Левашёву и, взяв у него письмо, заговорил гневным голосом:

-Вы слыхали, братцы? Да разве после всего этого можно щадить фа-шистов? Гнать их и бить нещадно!

-Правильно! — хором ответили разведчики.— Бить врагов беспо-щадно!

В тот же день в полку было общее собрание. Гвардии подполковник Лепёшкин сам читал солдатам письмо Володиной матери. Выступали офицеры и солдаты. Все они клялись беспощадно бить фашистов. Тут же коллективно был написан ответ. В письме командир хвалил Володю, рассказывал о его подвигах. Но заканчивалось оно неожиданно для маленького сержанта Валахова: «Будьте спокойны за судьбу вашего сына. Завтра он едет в Москву. Посылаем его учиться в суворовское училище. Через год приедёт к вам на каникулы».

Володя не знал, радоваться ему или огорчаться. Как поступить в этом случае, подсказал Левашёв:

-Приказ есть приказ. Выполняй.

Проводы были сердечными. Солдаты обнимали и целовали своего маленького друга. Подарили ему новенькую шинель с погонами сержанта, сапоги, полевую сумку и компас, трофейные часы, снабдили деньгами на дорогу. До штаба армии, где Володя должен был получить документы, его провожали Фома и Левашёв. Всю дорогу вспоминали о минувших боях, говорили о счастливой жизни, которая наступит после войны.

-Мне бы сейчас за плугом походить,— вздыхал Фома и с грустью смот-рел на свои большие руки.

-А я по ребятишкам соскучился. В школу хочется,— поддакивал Фоме Левашёв.

За разговорами не заметили, как подъехали к штабу. Кругом было много офицеров. Маленький сержант еле успевал приветствовать их. Мимо прошёл генерал. Володя вытянулся в струнку. Поприветствовал его. А генерал прошёл мимо и внимания не обратил на маленького воина.

-Непорядок,— пошутил Фома.— Всё же ты гвардии сержант, а генерал тебя не заметил.

Расстегнув шинель так, чтобы была видна медаль, Володя юркнул в генеральскую землянку.

-Товарищ генерал! Гвардии сержант Валахов! — представился он генералу.— Разрешите обратиться?

-Обращайтесь,— устало ответил генерал, не поднимая головы. Он рассматривал какую-то карту.

-Когда вы шли, я отдал вам честь, а вы почему-то не ответили.

Генерал бросил карандаш на стол и, сняв очки, с удивлением посмотрел

на мальчишку.

-Дорогой ты мой сержантик,— заговорил он ласково,— устал я. Понимаешь, устал. Людей не замечаю. Ты уж извини меня.

Володя улыбнулся и не знал, что ответить.

-Вот и встретились мы ещё раз,— сказал генерал.— Звонил ваш коман-дир. Одобряю. Я ещё тогда в записке писал Лепёшкину: «Пришли его мне, определю». Жаль было расстаться. Ну ладно. Значит, учиться хочешь? — спросил генерал.

-Хочу!

-Вот и прекрасно! В Москву, в суворовское училище поедешь.

Володя хотел уже выйти из землянки, но, вспомнив своих друзей, замешкался у порога.

-Ну что еще у тебя? — спросил генерал.— Выкладывай.

Немного смущаясь, Валахов рассказал о Фоме и Левашёве и попросил генерала отпустить их домой к мирному труду.

-Не могу, товарищ сержант! Нам предстоят ещё тяжёлые бои. Пусть уж потерпят твои друзья еще немного.

-Они не просили. Это я сам...

-Очень хорошо, что ты о людях заботишься,— похвалил Володю генерал.— Хороший командир из тебя получится. Ну, а сейчас иди, поезд через час отходит.

Около землянки Володю ждали Левашёв и Фома. Тут же стояла грузовая машина, на которой ему предстояло ехать на прифронтовую железнодорожную станцию.

Когда Володя был уже в кузове, Фома, смахнув жестким рукавом слезу, попросил:

-Генералом станешь, нас не забывай... И застегнись, простынешь.

-Смотри учись хорошенько! — крикнул вслед отходящей машине Левашёв и помахал рукой.

На железнодорожной станции было шумно. Кругом сновали люди. Слышались шутки, а на душе у Володи было тоскливо. Никак он не мог забыть друзей-однополчан.

В комендатуре его покормили. Потом какой-то майор положил ему в кожаную сумку документы и проводил до вагона.

Пассажиры с удивлением и уважением рассматривали маленького сержанта, расспрашивали, за какой подвиг получил он медаль. Сначала Володя охотно отвечал, а потом ему все это надоело и он, забравшись на верхнюю полку, заснул.

...Проснулся в Луганске. Было солнечное утро.

-Сходил бы ты, сынок, да купил яичек на базаре,— попросила его ста-рушка, соседка по купе.

Володя побежал выполнять просьбу. Но не успел он выйти из вагона, как услышал крик:

-Держи, держи! Кошелек украл!

Мимо пробежал оборванный мальчишка, а следом за ним женщина, взывающая о помощи.

Володя кинулся за воришкой. Тот под вагон — и Володя туда. Тот на крутую насыпь — и Володя следом. Наконец он ловкой подножкой сбил воришку с ног и, к своему удивлению, узнал в нем детдомовского атамана Малютку.

-Отпусти, дяденька,— захныкал тот.

-Какой же я дяденька? Не узнаёшь, что ли?

Малютка зло посмотрел на маленького сержанта и выхватил из кармана нож. Володя отскочил в сторону, а потом резко ударил вора по руке. Самодельная финка упала на мостовую.

-А, ты так,— не на шутку рассердился Володя и выхватил пистолет.

Малютка задрожал от страха.

-Эй, товарищ боец! — крикнул Валахов пожилому солдату, идущему к вокзалу.

-Слушаю вас, товарищ сержант!

-Отведите этого грубияна в милицию и передайте, что его задержал бывший воспитанник Мариупольского детского дома сержант Владимир Валахов!

-Понятно! — протянул солдат и, недоверчиво посмотрев на Володю, попросил показать документы.

Володя важно раскрыл кожаную полевую сумку, порылся в ней и, найдя документы, протянул их солдату.

-Всё в порядке, товарищ сержант,— ещё раз козырнул солдат и взял Малютку за шиворот.

-Правильно! — раздались голоса из толпы.— Так и надо!

-Возьмите ваш кошелёк,— вежливо обратился Володя к пострадавшей.

Та не знала, как отблагодарить своего защитника. В душевном порыве

она по-матерински поцеловала его.

-Что же ты, сынок, не купил ничего? — спросила у Володи старушка, когда он вернулся в вагон.

-Некогда было ему,— вмешалась в разговор другая соседка,— он сейчас вора схватил. Нож отнял.

Старушка всплеснула руками и недоверчиво посмотрела на мальчика, но, заметив у него медаль, проговорила:

-Сразу видно, геройский паренёк.

А геройский паренёк тем временем читал записку, которую обнаружил в сумке с продуктами. Вот что писалось в ней: «Настоящий пистолет мы у тебя взяли. Зачем он тебе в Москве? А в кобуру положили деревянный. Его ловко, мастерски сделал Фома. Береги как память о Фоме. Золотые руки! Не сердись. Левашёв и другие».

В Мичуринске Володю встретил военный комендант.

-Приказано посадить вас в мягкий вагон,— сообщил он и поинтересо-вался, зачем едет сержант в Москву.

-На учёбу! — с гордостью ответил мальчишка.— В суворовское.

-А генерал Герасименко случайно не твой родственник? Лично по телефону вчера говорил, просил позаботиться о тебе.

-Это наш командующий,— сказал Володя.— В боях вместе бывали,— с гордостью добавил он.

-Ну, герой, генерала Герасименко я знаю давно. Большую честь оказал тебе генерал. Не подводи, оправдай доверие в учёбе.

-Постараюсь.

Посадив юного фронтовика в поезд, комендант ушёл, и Володя остался в купе один. Поезд долго стоял на станции. В окно было видно, как пассажиры спорили с проводниками, упрашивали пустить их хотя бы в тамбур.

-Мест нет! — громко кричали те и оттесняли пассажиров от вагонных дверей.

-Как же нет? — спросил Володя у проводницы, которая убирала в купе.— Говорите, мест нет, а у меня тут три свободных.

-Вы, товарищ сержант, по особому билету едете. Броня. Понятно вам? — ответила женщина, продолжая мести пол.

Володя постучал кулаком по деревянной стене и рассмеялся:

-Ну разве это броня? Броня у танка бывает...

-В вагоне тоже бывает,— пояснила проводница и улыбнулась.— Если место забронировано, его никто не займет, кроме того, кому оно предназначено.

-Понятно,— протянул Володя и, желая показать себя заправским солдатом, спросил: — Привал-то надолго здесь?

-Час стоять будем.

Посмотрев на трофейные часы, Володя кашлянул.

-Пойду в разведку. Может, знакомых встречу,— сказал он проводнице и, выйдя из вагона, стал важно прохаживаться по перрону.

Потом пошёл в вокзал. Там было полно народу. И вдруг он увидел Олю... Она была с матерью. А говорил брат, что она погибла. Володя подбежал к ним и остановился. Девочка удивлённо посмотрела на него.

-Почему он так смотрит на меня? — наклонилась она к матери.

-Спроси у него, не знаю,— улыбнулась незнакомая женщина и тоже по-смотрела на маленького сержанта удивлённо.

-Здравствуй, Оля! — прошептал Володя несмело.

Девочка пожала плечами.

-Вы ошиблись,— заговорила женщина.— Её зовут Нелей.

-Тогда простите,— начал извиняться сержант.— Она очень на Олю похожа. А Олю фашисты сожгли. Вот я и думал...

-Понимаю,— серьёзно сказала женщина и зачем-то сняла пушинку с Володиной шинели.— Вы дружили? Это печально...

-Ты немцев убивал?—спросила девочка, заметив у мальчика медаль.

-Приходилось. Но больше в плен брал,— важно ответил гвардеец.— Если не сдавались, уничтожал...

-Куда же вы теперь путь держите? — поинтересовалась мать Нели.

-В Москву, на учебу! Без военного образования генералом не станешь.

-А мы в Ленинград. Да вот сидим пятый день. Мест нет,— вздохнула женщина.— Что-то невероятное творится. И когда мы приедем в родной Ленинград?

-А в Ленинград через Москву?

-Фу! А ещё сержант. Географии не знаешь,— рассмеялась Неля.

-Я географию на фронте не изучал,— обиделся Володя и полез в карман за часами. Посмотрев на циферблат, заторопился: — Ну ладно, пойду. А то поезд скоро уйдёт.

Около дверей он ещё раз оглянулся и посмотрел на Нелю. Ну, до чего ж она похожа на Олю! Как две капельки воды.

В вагоне Володя сразу же повёл переговоры с проводницей.

-Тётя, а знакомых можно в моё купе пригласить? — спросил он.

-Нельзя! — отрезала проводница.— Без билетов никого!

-А если билет купить?

-А деньги у тебя есть? — уже другим тоном заговорила проводница.

Володя достал из сумки пачку денег и молча положил на столик.

Глаза у проводницы блеснули. Засовывая деньги в карман, она, подмигнув, сказала:

-Беги за своими знакомыми, да быстрей.

Володя стрелой вылетел из вагона.

-Собирайте вещи и за мной! — приказал он Неле и её матери.— Я купил вам билет. В мягкий вагон.

Через несколько минут его новые знакомые сидели в купе. Сержант достал из мешка сало, хлеб, консервы.

-Ешьте, ешьте,— угощал он новых знакомых.— Это гвардейский харч.

После обеда маленький сержант рассказывал о боях, а Неля о том, как они

с матерью жили в эвакуации. Тоже голодали. И под бомбёжкой были.

Наговорившись досыта, Володя и Неля начали шалить, как маленькие дети, и даже поссорились из-за того, что не поделили солнце. Это такая игра была у них: что увидят, кричат: «Это моё!»

Володе с новыми знакомыми было весело и хорошо. За разговорами время прошло быстро, и Володя сожалел, что так скоро приехали в Москву.

В Москве Владимир Валахов нашёл недалеко от метро «Кропоткинская» Управление суворовскими училищами и предстал перед генералом.

-Гвардии сержант Валахов прибыл на учёбу! — доложил он.

-Фронтовик? — спросил генерал.

-Так точно! — Володя то и дело козырял и стучал каблуками, думая, что этим самым выражает свою дисциплинированность и готовность выполнить приказ генерала.

-А зачем ты дёргаешься? Тоже мне, гусар... Учиться как будешь, хорошо?

-Так точно! Хорошо буду учиться. Даже отлично! — заверил маленький сержант генерала.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Но своего слова Володя не сдержал.

Трижды убегал он из суворовского училища, и каждый раз его ловили. Дальше Курского вокзала убегать не удавалось.

-И не стыдно тебе? — совестил генерал.— Товарищи на фронте думают, что учишься, а ты...-

-Учиться никогда не поздно. Я фашистам хочу мстить,— твердил Воло-дя.— Не хочу с мелкотой за партой сидеть.

-Приказываю учиться, гвардеец!— сердился генерал.

Приказы и уговоры не помогли: учился Володя плохо.

Однажды после очередного побега, когда офицер-воспитатель привёл Володю в училище, он увидел на своей койке письмо. Маленькое, треугольное. Письмо было печальное. Брат Виктор писал:

«Вчера умерла мама... Телеграмму хотел послать тебе, да денег не было. О тебе вспоминала. Наказывала, чтобы ты учился, офицером стал».

Никто не видел, куда исчез суворовец Валахов. Шинель и шапка на месте, на койке разорванный конверт, всё цело, а мальчишки нет. Всё училище было поднято на ноги. Казалось, что нет такого уголка, куда бы не заглянули офицеры. Известили милицию. И лишь ночью дежурный по училищу, проходя по лестничной площадке, услышал, как кто-то плачет на чердаке. Прижавшись к трубе, Володя сидел на пыльной балке и, закрыв лицо руками, плакал.

Неутешное горе мальчика переживала вместе с ним вся рота суворовцев. Но как бы тяжело оно ни было, его нужно пересилить, забыть и продолжать начатое дело. И Володя пересилил горе.

А вскоре произошло другое событие. Уже радостное. В гости к Володе приехал ефрейтор Левашёв.

Мальчишка вбежал в вестибюль и увидел своего фронтового друга. Он стоял около стенда и рассматривал фотографии суворовцев — отличников учёбы. Стоял на одной ноге. Сердце у Володи замерло от испуга. А Левашёв, шагнув к нему на костылях, заговорил:

-Здорово, суворовец! Я тут вот фотографии разглядываю, а твоей по-чему-то нет среди отличников.

-Как же это, а? — кивнул Володя на единственную ногу ефрейтора.

-Как видишь... Отвоевался я.

-А как остальные?

-Фома погиб,— глухо сказал Левашёв и опустился на стул, стоявший около стенда.— Остальные пока живы, о тебе спрашивают, беспокоятся, почему не пишешь, как учишься. Всем хочется знать, какой суворовец получится из фронтовика.

Суворовец промолчал. Он понял, что Левашёву уже рассказали о его проделках.

-Нельзя так, Володя,— отцовским тоном заговорил ефрейтор и постучал костылем по стенду.— Ты фронтовик, награду правительственную имеешь. Ты для ребят должен быть примером. Я ведь знаю, как хотелось твоей матери, чтобы ты учился на офицера.

Долго ещё говорили они. А на прощание крепко обнялись. Многое понял в эти дни маленький сержант.

...И в болезни бывает перелом, и в ходе войны, когда силы противника почти равные. Бывает переломный период и в характере человека. Наступил он и у Володи.

Суворовское училище Владимир Валахов закончил с золотой медалью. Затем поступил в Ленинградское военное училище и отлично закончил его.

И после войны нашлось место подвигу. Ровно год рота Владимира Валахова разминировала под Новгородом те места, где шли бои с фашистами. Тысячи мин, забытых и брошенных снарядов обезвредили воины роты.

Теперь ребята Новгородской области могут спокойно бегать по лугам и лесам.

Офицер Валахов закончил инженерный факультет одной из военных академий в Москве. Вскоре стал командиром танкового батальона на Дальнем Востоке.

На тактических учениях танк, в котором был командир Валахов, неожиданно сорвался с обрыва и перевернулся. Владимир Дмитриевич повредил позвоночник. Он не может командовать подразделением, но и для него нашлось почётное дело: подполковник Валахов стал преподавателем в военном училище. Владимир Дмитриевич теперь на заслуженном отдыхе. Живёт в Таганроге. Он бывает в гостях у школьников. Офицеру-фронтовику, смолоду ставшему в строй защитников Родины, есть что рассказать ребятам.

Дорога .... Начало неудач . Путешествие «зайцем Началась война Голод .

Партизан-одиночка Разговорчивые псы . Пожар .... Военная карта . Гвардейский знак . Резервы Письмо к матери . В разведке Подвиг и награда . На учебу . Послесловие .

Как видишь... Отвоевался я.

А как остальные?

Фома погиб,— глухо сказал Левашев и опустился на стул, стоявший около стенда.— Остальные пока живы, о тебе спрашивают, беспокоятся, почему не пишешь, как учишься. Всем хочется знать, какой суворовец получится из фронтовика.

Суворовец промолчал. Он понял, что Левашеву уже рассказали о его проделках.

Нельзя так, Володя,— отцовским тоном заговорил ефрейтор и постучал костылем по стенду.— Ты фронтовик, награду правительственную имеешь. Ты для ребят должен быть примером. Я ведь знаю, как хотелось твоей матери, чтобы ты учился на офицера.

Долго еще говорили они. А на прощание крепко обнялись. Многое понял в эти дни маленький сержант.

...И в болезни бывает перелом, и в ходе войны, когда силы противника почти равные. Бывает переломный период и в характере человека. Наступил он и у Володи.

Суворовское училище Владимир Валахов закончил с золотой медалью. Затем поступил в Ленинградское военное училище и отлично закончил его.

И после войны нашлось место подвигу. Ровно год рота Владимира Валахова разминировала под Новгородом те места, где шли бои с фашистами. Тысячи мин, забытых и брошенных снарядов обезвредили воины роты.

Теперь ребята Новгородской области могут спокойно бегать по лугам и лесам.

Офицер Валахов закончил инженерный факультет одной из военных академий в Москве. Вскоре стал командиром танкового батальона на Дальнем Востоке.

На тактических учениях танк, в котором был командир Валахов, неожиданно сорвался с обрыва и перевернулся. Владимир Дмитриевич повредил позвоночник. Он не может командовать подразделением, но и для него нашлось почетное дело: подполковник Валахов стал преподавателем в военном училище. Владимир Дмитриевич теперь на заслуженном отдыхе. Живет в Таганроге. Он бывает в гостях у школьников. Офицеру-фронтовику, смолоду ставшему в строй защитников Родины, есть что рассказать ребятам.

Назад